Константино д'Орацио - Таинственный Караваджо. Тайны, спрятанные в картинах мастера

Для Леонардо это не просто игра и провокация – перед нами изображение мифического существа, соединение земного и небесного, мужского и женского начал; данный образ многое говорит о культуре эпохи Возрождения. Ангел-гермафродит, созданный Леонардо, – идеальное существо, образец совершенства. Он обладает изяществом ангела и мужественностью Вакха, это носитель божественного света, облеченный в плоть, своего рода алхимическое создание, результат гармонии земного и небесного начал. Гермафродит в XVII веке станет сквозным образом в искусстве барокко как воплощение первозданной природы человека, в которой, согласно учению Платона, мужское и женское были слиты воедино.

Воплотившийся ангел. Леонардо да Винчи. Рисунок по бумаге. Частное собрание, Германия

Мы не можем с уверенностью утверждать, что Караваджо был знаком с рисунком Леонардо, однако остается очевидным, что данная тема занимала воображение Меризи. И безусловно, да Винчи является для него примером в плане репрезентации эротической темы: картины Караваджо пронизаны чувственностью, она характеризует также полотна «Амур-победитель» и «Иоанн Креститель», хранящиеся в Капитолийских музеях. В начале XVII века данная тема может существовать лишь в виде стыдливого намека, томной провокации, которая при этом не переступает границу греховного – Караваджо не может быть столь же откровенен, как Леонардо. В другой ситуации его поиски привели бы к похожему результату, однако эпоха выступает в данном случае как сдерживающий фактор. Караваджо – сын Контрреформации, в нем глубоко укоренилось чувство стыдливости, иногда он сам выступает в роли цензора своих же собственных творческих порывов. Доказательство тому – робкие ангелы-гермафродиты и женоподобные и невинные юноши, населяющие мир его картин.

Одно из знаковых произведений эпохи – «Амур-победитель» ( см . рис. 10), полотно, задуманное Караваджо в творческой среде, сформировавшейся вокруг дель Монте. Оно не принадлежало непосредственно кардиналу, но при этом полностью отвечает тематике и приемам, которые художник усвоил во время пребывания в Палаццо Мадама. Произведение вошло в коллекцию одного из близких друзей дель Монте, маркиза Винченцо Джустиниани, чья вилла находилась напротив, рядом с церковью Сан-Луиджи-деи-Франчези. Джустиниани – тонкий ценитель искусства, музыки и литературы. Он скопил порядочное состояние, занимаясь торговлей алюминием, так что даже выступал кредитором папского двора. Маркиз – автор нескольких текстов, которые помогают лучше проникнуть в дух рассматриваемой эпохи. Одно из произведений посвящено методам и стилям живописи ( см . Список персонажей), другое – правилам музыкальной композиции и исполнения. Данные тексты – не только приятное чтиво, в них дается интересная интерпретация многих произведений живописи XVI–XVII веков, включая некоторые из шедевров Караваджо.

По-видимому, «Амур-победитель» – одно из любимых произведений Джустиниани. Меценат отводит ему почетное место в своем собрании, где выставлены в общей сложности более пятнадцати шедевров Меризи. Развязный Купидон ожидал зрителей в самом конце галереи, покрытый тафтой зеленого цвета: такой ход использовался не только чтобы не принижать ценности других произведений, которые неизбежно оказались бы в тени данного шедевра, но и с целью создать интригу, оживить внимание и любопытство зрителей, уставших после продолжительного просмотра. Это была самая настоящая находка: картина вскоре становится одной из самых популярных и именитых – «этот смеющийся Амур, поправший все мирское (…), известный в народе как Купидон Караваджо».

Причин восторгаться этим персонажем действительно было немало.

Присутствие Винченцо Джустиниани на картине отмечено в мелких деталях, на первый взгляд незаметных: латинская буква «V», с которой начинается нотная партитура, лежащая на полу в развернутом виде; положении угольника и циркуля, которые переплетаются, опять-таки образуя букву «V» – так Караваджо увековечил известного коллекционера в своем творении. Предметы, разбросанные у ног Эроса, олицетворяют искусства, изучение которых было неотъемлемой частью воспитания представителей знати: скрипка и лютня – музыка, угольник и циркуль – геометрия, доспехи – военное дело, лавровый венок поверх тетради с пером – поэзия. Амур доминирует в этой сцене, он побеждает все вышеназванные искусства: если присмотреться – каждый из предметов утратил способность выполнять свою функцию. Скрипке и лютне не хватает струн – они не могут звучать, от доспехов остались одни обломки, перу недостает чернил. Зрителю ничего более не остается, кроме как отдаться во власть Амура, который слезает с постели, как с трона, положив на него скипетр и державу, и обращается к зрителю с заманчивым предложением. Весьма вероятно, что Меризи заимствовал положение тела юного бога любви у св. Варфоломея – одного из героев «Страшного суда» Микеланджело в Сикстинской капелле ( см . рис. 29): действительно, определенное сходство очевидно.

Караваджо впервые осмелился создать настолько дерзкий и вызывающий образ. На лице юноши сияет улыбка, которая выражает что угодно, но только не невинность и даже не хитрость – он похож на преждевременно повзрослевшего подростка. Опять перед нами эта Леонардова улыбка, чувственные складки молодой плоти в районе живота, призывный наклон головы, рука, спрятанная за спиной – все в облике юного Амура вызывает у зрителя интерес, желание получше познакомиться с этим персонажем. Караваджо выбрал для картины одного из своих любимых натурщиков, который позировал ему и для других полотен. Судя по всему, перед нами Франческо Бонери, к спине которого художник прикрепил искусственные крылья, вероятно, одолжив их у Орацио Джентилески (о чем мы узнаем из протокола одного из судебных допросов). Чтобы аллегория прочитывалась яснее, Меризи добавил еще одну деталь в ногах у героя – глобус со звездами, как бы говоря: Эрос господствует над миром. Точно так же образ развязного Амура имеет власть над маркизом и над прочими зрителями – невозможно оторвать глаз от этого юноши, он словно пытается затащить нас во тьму, из которой возникает прямо на наших глазах.

Магнетическая сила этого образа вызывает зависть у коллег Караваджо, в частности это касается Джованни Бальоне, который считал себя заклятым врагом Меризи, но позднее становится его биографом. Бальоне работает для того же сообщества коллекционеров, он подарил кардиналу Бенедетто Джустиниани, брату маркиза, весьма любопытную версию сюжета «Любовь земная и любовь небесная» ( см . рис. 28): в темноту пещеры врывается ангел в доспехах и спасает маленького полунагого Эроса из когтей демонического сатира. Добродетельная, чистая любовь, воплощенная в огромных белых крыльях и нежных кудрях ангела, борется со своей противоположностью – любовью сладострастной и греховной, образ которой вдохновлен картиной Караваджо «Амур-победитель». Злые языки утверждали, что лицо дьявольского создания, более отчетливо различимое на других версиях картины, напоминало лицо самого Меризи: в ту эпоху уже ходили слухи о гомосексуальных наклонностях художника.