Светлана Замлелова - Александр Алехин. Партия с судьбой

Но из-за хороших отношений с Франком Алехина не считали военным преступником в СССР. Однако и порядочным человеком считать в тот момент отказались. Но Ботвинник хотел выиграть титул чемпиона мира, а вовсе не выяснять отношения с Алехиным и не заводить с ним искреннюю дружбу. Тем не менее, Вайнштейн настаивал на своем. Спор Ботвинника с Вайнштейном весьма примечателен. Позиция Ботвинника понятна: его целью был матч с чемпионом мира за титул, он понимал, что матч этот надо провести как можно быстрее, чтобы никто не смог опередить его и чтобы активисты вроде Эйве, Денкера или Решевского не сумели бы настоять на лишении Алехина титула. Кроме того, важно было торопиться, чтобы шахматная корона, паче чаяния, не уплыла бы в США или другую страну, минуя СССР. Не сумев настоять на своем в Шахматной секции, Ботвинник пошел выше и обратился уже в ЦК партии. Позиция Вайнштейна не всегда последовательна: он был уверен, что играть с Алехиным нельзя, потому что тот — военный преступник. Но тут же оговаривался, что СССР его преступником не признает. Далее он утверждал, что у Алехина руки по локоть в крови коммунистов и евреев. Но это было неправдой. Алехин ни в каких преступлениях не участвовал и к деятельности Франка никакого отношения не имел. Никто и никогда не обвиняет человека в преступлениях, совершенных его знакомыми. Можно как угодно относиться к тому, что Алехин играл на оккупированных территориях или писал свои странные статьи, но считать его на этом основании кровавым злодеем нельзя. Вот и получается, что Вайнштейн настаивал на невозможности матча Алехина с Ботвинником из-за преступлений Алехина, из-за того, что Алехин — военный преступник, хотя преступлений Алехин не совершал и военным преступником для СССР не был. То, что Алехин не рассматривался в СССР как враг, наглядно подтвердилось и спустя 10 лет после его смерти, когда, во‑первых, в Москве прошел турнир памяти Алехина или «Мемориал Алехина 1956». А во‑вторых, когда в то же время Советский Союз намеревался перенести прах шахматного короля на Родину — в Москву. По этому поводу была даже создана международная комиссия, и если бы не возражения Грейс Висхар, настоявшей на том, чтобы прах перенесли из Португалии во Францию, Алехин был бы перезахоронен на Родине. Причем Советская шахматная федерация готова была нести расходы по перевозке тела, созданию памятника и приглашению представителей ФИДЕ на церемонию. Важно понимать, что СССР был весьма последователен по отношению к тем, кого считал своими врагами. Если С. Бандера или А. Власов были врагами на 1945 г., то они оставались таковыми и десять, и двадцать лет спустя. И никому не пришло бы в голову перезахоранивать их или устраивать им мемориалы. А если бы кому-то и пришло, то у такого человека незамедлительно появилось бы много времени обдумать свои воззрения и поступки.

Поэтому, называя Алехина врагом, Вайнштейн говорил исключительно о собственном отношении и к чемпиону мира, и к возможному матчу с ним Ботвинника. Вполне вероятно, Ботвиннник был прав в определении причин такого отношения и противодействия.

Спустя годы Вайнштейн вспоминал: «Ботвинник снова вернулся к вопросу о матче. Я еще работал в НКВД (ушел оттуда уже после войны, в 46-м) и спросил об этом генерала Мамулова, управляющего делами у Берии. Сам он в шахматы не играл, но любил их. И я ему говорю: „Степан Соломонович, тут есть такое соображение: а не сыграть ли нашему Ботвиннику матч с Алехиным? Кое-кто, правда, сомневается в его победе“. А Мамулов и говорит: „Выиграет или нет — не имеет никакого значения, ибо матч вообще не может состояться. Алехин — военный преступник и при попытке проехать в СССР будет арестован на границе и выдан французским властям. Если, конечно, французы не затребуют его раньше из Испании“». Вайнштейн почему-то не просто был уверен, что матч состояться не может, он настаивал на его невозможности. А после уверял, что был информирован лучше Ботвинника, который чего-то не знал, оттого и хотел играть. Но что именно было неизвестно Ботвиннику, Вайнштейн так и не сказал. Да и его собственная осведомленность не помогла. Вопрос был решен положительно на правительственном уровне. Вероятно, там были информированы еще лучше Вайнштейна с Мамуловым, оттого и не сочли невозможным проведение матча. Однако согласились, что приглашать Алехина в Москву и вступать с ним напрямую в переговоры пока не стоит. Так и родилась идея обратиться к чемпиону мира через англичан. Но когда уже начались переговоры, противники матча в СССР готовы были идти против решения правительства. На Ботвинника давили с разных сторон. Все понимали, что отменить правительственное решение нельзя, а потому рассчитывали, что Ботвинник откажется сам. Но Ботвинник не отказался. Все решила судьба.

В субботу 23 марта 1946 г. в Лондоне прошло заседание исполкома Британской шахматной федерации, где было принято решение о матче Алехина — Ботвинника. Сразу после заседания в Эшторил отправили телеграмму с официальным приглашением участвовать в соревновании за титул чемпиона мира. Но адресат телеграмму не получил. 24 марта 1946 г. Александр Александрович Алехин был найден мертвым в номере 43 гостиницы «Парк» португальского города Эшторила.

Международный мастер из Португалии Ж. Дурао сумел выяснить, кто же все-таки первым обнаружил труп шахматного короля. Это был бармен по имени Иво. В телефонном разговоре он подтвердил, что вместе с мальчиком-гарсоном они стучали в номер 43, но, поскольку никто не отзывался, а постоялец из комнаты не выходил, они открыли дверь запасным ключом. Было около 11 часов утра. Последний раз еду в номер подавали ночью.

Люпи вспоминал, что около часа ночи в пятницу 22 марта, когда он поднимался по лестнице в свою квартиру в Лиссабоне, он вдруг увидел, что кто-то стоит, прислонившись к двери. Подойдя ближе, Люпи узнал «доктора Алекса»: «Его руки нервно теребили рукава моего пальто, он заговорил со мной, и голос его я никогда не забуду: „Люпи, одиночество убивает меня! Я должен жить. Я должен чувствовать жизнь вокруг себя. Я уже стер пол, расхаживая взад-вперед в своей комнате. Отведи меня в ночной клуб“. Это был последний раз, когда я чувствовал в нем энергию жизни. Мне было не по себе, когда под меланхоличные звуки оркестра, игравшего танго, я видел тень величайшего шахматиста всех времен. Когда мы устроились в клубе, он вновь заговорил о матче с Ботвинником: „Состоится ли он когда-нибудь?“ Было уже поздно, когда мы вышли, и это был последний раз, когда я видел его живым».

А наутро в воскресенье около 10.30 утра Люпи попросили по телефону приехать в Эшторил. Он вошел в номер в сопровождении своего отчима Л. Люпи и представителей власти. Старший Люпи — фигура в этом деле примечательная, хотя бы потому, что именно он сделал посмертные снимки Александра Алехина. Но Л. Люпи вовсе не был фотографом-любителем, снимающим все без разбора. Напротив, был он профессиональным журналистом и главой «Associated Press» в Португалии; основателем агентства новостей «Lusita ^ nia»; представителем и корреспондентом «The African World» и «Irish Independent» в Дублине. На протяжении двенадцати лет возглавлял агентство «Reuters», сотрудничал с американскими изданиями и американскими спецслужбами. В 1936 г. выпустил книгу «Ахтунг! — Цивилизация под угрозой», где выступил предтечей Черчилля в Фултоне, набросившись на СССР и коммунистическое движение.