Светлана Замлелова - Александр Алехин. Партия с судьбой

Телеграмма опередила письмо, отправленное Ботвинником из Москвы 4 февраля. Вскоре пришло и письмо: «Господин А. Алехин! Я сожалею, что вой-на помешала нашему матчу в 1939 г. Я вновь вызываю Вас на матч за мировое первенство, если Вы согласны, я жду Вашего ответа, в котором прошу Вас указать Ваше мнение о времени и месте матча».

Переговоры начались незамедлительно. Своим представителем в Великобритании Алехин назвал главного редактора журнала «British Chess Magazine» Дж. Дюмона. Вскоре была достигнута договоренность о проведении матча в Лондоне, оставалось дождаться решения исполнительного комитета ФИДЕ.

Но и тут не обошлось без политики, в который уже раз попытавшейся бесцеремонно вмешаться в шахматную жизнь. 5 марта 1946 г. недавно вышедший в отставку с поста премьер-министра У. Черчилль, получивший через президента США Г. Трумэна приглашение выступить в пресвитерианском Вестминстерском мужском колледже в провинциальном городке Фултоне (штат Миссури), произнес речь, ставшую впоследствии знаменитой и получившей название «Фултонская». Черчилль подчеркнул, что выступает как частное лицо и все, чего хотел бы — это дать американцам добрый совет совместно бороться против двух «главных бедствий» — войн и тирании. Стоит отметить, что речь эта стала своего рода хитом, поскольку с тех пор западные политики не сказали ничего принципиально нового о России — хоть о советской, хоть о постсоветской. Фултонская речь Черчилля покажется современному россиянину, прежде с ней незнакомому, невероятно близкой и понятной. Поскольку политические потомки Черчилля говорят с тех пор примерно одно и то же: Россия — полицейское государство, бросающее вызов всему цивилизованному человечеству, Россия непредсказуема и опасна для остального мира, а для собственных граждан — это тюрьма, где нарушаются права и свободы. Русские понимают только язык силы, презирают военную слабость, а потому малый перевес сил на стороне противника вводит их в «искушение заняться пробой сил». И только поэтому Великобритания и США просто обязаны «неустанно и бесстрашно» продвигать принципы свободы и прав человека как «совместное наследие англоязычного мира», Запад должен сдерживать Россию, а для этого обеспечить себе «достаточно разительное превосходство», в том числе, в атомном оружии в качестве эффективного устрашающего средства. И т. д. и т. п. С тех самых пор речь, сказанную Черчиллем в Фултоне, называют «началом холодной войны». Сталин тогда же подчеркнул, что Гитлер развязал войну, объявив, что только люди, говорящие по-немецки, являются «полноценной нацией», а Черчилль начал с того, что только нации, говорящие по-английски, призваны вершить судьбы мира. На этом основании Сталин назвал вчерашнего британского премьера «поджигателем войны».

Но еще до Фултонской речи, в феврале 1946 г. американский дипломат Дж. Кеннан сформулировал принципы политики сдерживания СССР, в соответствии с которыми США должны были предельно жестко реагировать на каждую попытку Советского Союза расширить сферы влияния. Черчилль, хоть и выступал как частное лицо, дал фактически начало новому курсу Запада по отношению к СССР, а также начало гонке вооружений.

Прочитав в португальских газетах об этой речи в Фултоне, Алехин встревожился. Люпи вспоминал, что Алехин позвонил ему и попросил срочно приехать в Эшторил. Когда Люпи приехал, шахматный король, «сжавшись, сидел на диване и выглядел деморализованным». К Люпи он обратился со словами: «Смотри, как я несчастен! Мир обезумел и движется к новой войне. Я уверен, что мой матч с Ботвинником никогда не будет возможен». Конечно, Алехин не знал, что происходило в это время в СССР, но он отлично понимал, что может значить и во что вылиться тот самый «железный занавес», о котором говорил Черчилль: ухудшение отношений между государствами, ограничения в передвижении для простых людей, рост взаимной подозрительности и недоверия, а может быть, даже новые военные действия. Вполне возможно, что в таких условиях будет не до шахмат, как это уже бывало во время обеих мировых войн.

Между тем в Москве шли настоящие баталии вокруг встречи Ботвинника с Алехиным. Многие утверждают сегодня, что советское руководство не приветствовало этот матч, считая Алехина военным преступником. Но такое утверждение не соответствует действительности. Прежде всего надо вспомнить, что противники встречи Ботвинника с Алехиным появились в СССР еще до войны. Даже после того, как Ботвинник получил телеграмму за подписью Молотова об одобрении матча с Алехиным, находились люди, встречавшие в штыки такую перспективу. Пока Алехина нельзя было назвать «военным преступником», недоброжелатели упирали на то, что Ботвинник слаб, Алехину все равно проиграет, а советские шахматы опозорит. Потом вспомнили, что у Алехина плохая репутация и что играть с ним для Ботвинника зазорно. После войны заговорили о том, что Алехин — военный преступник, что руки у него по локоть в крови и что, наконец, как только он явится в СССР, его следует арестовать и выдать Франции, гражданином которой он является. А вместо игры следовало бы потребовать лишить Алехина звания чемпиона мира. Ботвинник вспоминал, что продолжалось это семь лет — начиная подготовкой к несостоявшемуся матчу 1939 г. и заканчивая смертью чемпиона мира.

Сначала Ботвинник не понимал, чем вызвана эта возня. Не понимал и не пытался выяснить. Но впоследствии объяснил все предельно просто и, по всей видимости, точно: дело в зависти. «С одной стороны, наши ведущие мастера мечтали о том, чтобы чемпионом мира стал советский шахматист, с другой — многие из них сами надеялись прославить советские шахматы; некоторые же считали, что если не они, то пусть лучше никто».

Еще до окончания войны снова начались горячие споры о том, стоит ли играть советским шахматистам с Алехиным. Ботвинник в книге «У цели» вспоминает, как в конце 1943 г. он был приглашен домой к Б. С. Вайнштейну, председателю Всесоюзной шахматной секции. Там же присутствовал и заведующий шахматным отделом Комитета физкультуры Н. М. Зубарев. На этом обеде Вайнштейн пытался убедить Ботвинника в невозможности поединка с Алехиным. О той же встрече вспоминал спустя годы и сам Вайнштейн в интервью, опубликованном в журнале «Шахматный вестник» за 1993 г. Он считал, что Алехин — военный преступник, причем (отметим, это говорит полковник государственной безопасности), преступник не перед СССР, а перед Францией, офицером армии которой он был до капитуляции страны. Затем Алехин оказался помощником по культуре гауляйтера Г. Франка, вернее — генерал-губернатора оккупированной Польши. Франк считается одним из организаторов террора против поляков и евреев Польши. На Нюрнбергском процессе его приговорили к смертной казни. Франк также был шахматистом, и Алехин знал его еще до войны. Более того, Алехин восхищался шахматной библиотекой Франка и рассказывал Люпи, что никогда прежде такой библиотеки не видел. Люпи вспоминал, что однажды спросил Алехина, как ему удалось получить столько привилегий от немцев, и Алехин признался, что все это благодаря Франку. Да, человек, чей приятель стал гауляйтером и палачом, оказывается в непростом положении.