Ольга Валькова - Жизнь и удивительные приключения астронома Субботиной

Кто бы ни был безымянным московским наставником Н. М. Субботиной, но наибольшее влияние на развитие ее научных интересов, и прежде всего интереса к кометной астрономии и метеорам, оказал не он, а Федор Александрович Бредихин (1831–1904), с которым Нина Михайловна познакомилась, видимо, на заседаниях Русского астрономического общества. Например, она писала Н. А. Морозову 8 июля 1906 г.: «Не хотите ли принять участие в наблюдении метеоров с 27 июля до 1 авг[уста]. Надо отмечать их пути на карте и время до 1/2 минуты. Покойный Бредихин очень пропагандировал эти наблюдения, я их уже давно произвожу, иногда наблюдаю до 4-х звезд. Очень было бы желательно производить такие набл[юдения] одновременно с нескольких пунктов» [433] Субботина Н. М. Письмо Н. А. Морозову. 8 июля 1906 г. // Архив РАН. Ф. 543. Оп. 4. Д. 1809. Л. 7 об. . В 1930 г., как ей тогда казалось, на закате жизни, Нина Михайловна вспоминала о Федоре Александровиче: «Встреча с Ф[едором] А[лександровичем] в РАО оставила на мне глубокий след, в том направлении — кометами и метеорными потоками я интересуюсь и теперь, но — глаза мне изменяют, и наблюдать негде» [434] Субботина Н. М. Письмо С. К. Костинскому. 12 декабря 1930 г. // СПбФ АРАН. Ф. 708. Оп. 2. Д. 274. Л. 118. . Через много лет, в 1958 г., в письме к А. Н. Дейчу Нина Михайловна вспоминала: «С С[ергеем] К[онстантиновичем] [Костинским] нас связала память о Ф. А. Бредихине, который указал мне, еще девочке, начать наблюдения солнечных пятен с трубой работы Фраунгофера, принадлежавшей моему отцу. Это было 63 года назад и я еще веду эти наблюдения из своего окна, как вела в Симеизе на спектрогелиоскопе у Шапошниковой с разрешения директора Неуймина и мысленно охватываю теперь эти циклы солнечной активности и глубоко признательна памяти Ф. А. Бредихина» [435] Субботина Н. М. Письмо А. Н. Дейчу. 4 июня 1958 г. // Архив ГАО РАН. Ф. 10. Д. 370. Л. 1. .

1900-е гг. стали одним из самых интенсивных периодов жизни Нины Михайловны. Страстная увлеченность окружающим миром, ощущение сопричастности и сопереживания всему происходящему вообще были в ее характере. Круг ее интересов был чрезвычайно широк: ее увлекала наука, интересовала политика, не оставляла безучастной общественная и художественная жизнь. Среди ее писем этого периода можно встретить, например, такое (Н. А. Морозову от 24 мая 1906 г.): «Сейчас вернулась из Думы. Какое она на Вас произвела впечатление? Знаете, я в первый раз почувствовала уважение к власти, м[ожет] б[ыть] потому что она наша — выбранная, которой мы добровольно подчиняемся? А до сих пор при встрече с какой-либо „властью“ мне только неизменно хотелось всякий раз сделать ей какую-нибудь гадость!.. Ах, как будет хорошо, когда у нас окончательно установится настоящая выбранная от всего народа власть! А пока я своим деревенским друзьям буду рассказывать про Думу» [436] Субботина Н. М. Письмо Н. А. Морозову. 24 мая 1906 г. // Архив РАН. Ф. 543. Оп. 4. Д. 1809. Л. 4, 4 об. .

Рис. 15. Н. М. Субботина (крайняя справа), читает газету (Домашний архив И. Куклиной-Митиной)

В голодном 1906 г. Нина Михайловна разрывалась между желанием продолжать учебу и чувством долга, требовавшим от нее включиться в работу по оказанию помощи голодающим. В том же письме от 24 мая 1906 г. она писала Н. А. Морозову: «… меня теперь мучительно тянет сразу в две стороны — одна — это работать у моего профессора в Москве <���…> — а другое — это бросить работу и ехать в Тульскую деревню — кормить ребят. И я не знаю, что мне выбрать, потому что там уже есть одна барышня и кроме того меня туда боятся отпустить! Как бы то ни было — завтра я окончательно уезжаю в Москву и там решу это…» [437] Там же. Л. 3, 3 об. . Сохранился черновик ответного письма Н. А. Морозова (к сожалению, написанный простым карандашом, он очень плохо поддается расшифровке), в котором Морозов, как нам кажется, пытался мягко отговорить Нину Михайловну от этой затеи. «Меня не удивляет, дорогая Нина Михайловна, Ваша идея бросить на время науку, город, поехать в Тульскую губернию, как Вы выразились „кормить ребят“, — писал Н. А. Морозов. — Это естественный великий порыв, [характеризующий] всякую [живую] душу! Если б у Вас не было в виду [работать для более] [438] Фраза зачеркнута. более великого дела, то я это совершенно [вполне] одобрил бы и не сказал бы, что филантропическое дело… [439] Далее неразборчиво. » [440] Морозов Н. А. Черновик письма Н. М. Субботиной. [Не ранее 24 мая 1906 г.] // Архив РАН. Ф. 543. Оп. 4. Д. 2393. Л. 1, 2. .

Однако это очень мягкое увещевание осталось непонятым и даже наоборот, было принято Н. М. Субботиной за поддержку участия в филантропической деятельности. В ответном письме Н. А. Морозову, написанном уже в середине лета, 8 июля 1906 г., из Москвы, Нина Михайловна писала: «Дорогой Николай Александрович! Спасибо! Я, знаете, боялась, что Вы осудите меня за мои колебания, потому что я прочитала ту Вашу повесть — „Заря Жизни“ [441] Возможно, речь шла о повести Н. А. Морозова «В начале жизни», впервые опубликованной в журнале «Русское богатство» (1906. № 5. С. 76–124; № 6. С. 108–134) и изданной отдельной книгой в 1907 г. под названием «В начале жизни. Как из меня вышел революционер вместо ученого» (М., 1907). и поняла — как Вы это решили для себя. Я ужасно обрадовалась Вашему письму и пониманию меня. Откуда Вы знаете так хорошо мои мысли?» [442] Субботина Н. М. Письмо Н. А. Морозову. 8 июля 1906 г. // Архив РАН. Ф. 543. Оп. 4. Д. 1809. Л. 5. Из продолжения этого письма хорошо видно, что по крайней мере часть весны и лета 1906 г. Н. М. Субботина провела в деревне Тульской губернии, работая в общественной столовой; она также объясняла, почему решилась на такой шаг: «Сейчас ко всему этому примешался еще элемент жалости и тянет от науки к народу. Тянет так же сильно и неотвязно, как некогда тянуло и Вас и уж совершенно не принимает во внимание доводы рассудка. Нет, я хочу и непосредственно приносить счастье людям и служить им своей наукой! Наши столовые уже закрыты, т[ак] к[ак] новый хлеб поспел, но сколько еще других несчастных местностей, о которых надо подумать! Не знаю — смогу ли я что-нибудь сделать для них, и для науки. Когда я жила в Тульской деревне — я была счастлива тем, что могла помочь им; а когда я занималась наукой — у меня горит душа, и я не в силах бросить ее! А знать надо так много и жизнь коротка!» И немного далее продолжала: «Недавно я получила статью американца See [443] Си Томас Джефферсон Джексон (See Jefferson Jackson; 1866–1962) — американский астроном; в 1902–1930 гг. работал на военной базе Mare Island NSY в Калифорнии. (Astr. Nachr. 24) „Upon the rigidity of the heavenly bodies“ [444] See Jefferson Jackson. Researches on the rigidity of the heavenly bodies // Astronomische Nachrichten. 1906. Bd. 171. Is. 24. № 4104. P. 369–404. и поразилась ее выводами. До какой смелости в определениях доходит этот ученый, вычисляя среднюю твердость небесных тел! Но от этих тройных интегралов мне стало страшно и взяло сомнение — дойду ли я когда-нибудь до возможности вполне понять и выполнить что-нибудь подобное? — Но я хочу, хотя от этого нет практической пользы человечеству… Но такие выводы окрыляют его!» [445] Субботина Н. М. Письмо Н. А. Морозову. 8 июля 1906 г. // Архив РАН. Ф. 543. Оп. 4. Д. 1809. Л. 5 об., 6, 6 об., 7. В другом письме Н. А. Морозову, от 18 ноября 1906 г., рассказывая о завершении очередной работы, Нина Михайловна восклицала: «Работа моя заканчивается, но впереди раскрывается необъятная перспектива и мне почти страшно! Наука так велика, а человек такой маленький» [446] Субботина Н. М. Письмо Н. А. Морозову. 18 ноября 1906 г. // Архив РАН. Ф. 543. Оп. 4. Д. 1809. Л. 21 об. . Впоследствии Субботина не забыла этот эпизод своей биографии и вспоминала о нем с некоторой ностальгией. «А потом работа на селе от Вольно-экономического об[щест]ва…» — писала она в воспоминаниях [447] Субботина Н. М. Воспоминания. Не позднее 23 февраля 1960 г. // Музей истории СПбГУ. Ф. Высших женских курсов. Картон Субботиной. Л. 3. .