Ольга Валькова - Жизнь и удивительные приключения астронома Субботиной

Надо заметить, однако, что члены семьи Субботиных были единодушны во мнении о неспособности Нины Михайловны долго оставаться на одном месте несмотря даже на самые благоприятные обстоятельства. Так, ее брат Олег писал Борису Федченко еще 25 июля, рассказывая о местонахождении своих родственников: «Я все еще пребываю в Собольках, но после 14‐го/IX собираюсь переселяться в Петроград. Сейчас в Собольках мама и Оля; Нина уехала в Евпаторию но наверное долго там не просидит и уедет на Кавказ. На Кавказе сейчас Игорь, он поехал по делам на <���…> [849] Слово неразборчиво. , уговорил [ехать] до Батума Марианну Евгеньевну [850] Марианна Евгеньевна — супруга И. М. Субботина. а у нее по дороге разболелись почки и она лежит сейчас в Боржоми с температурой в 40°. Не везет Игорю: в первый раз уговорил жену поехать с ним в интересные места — и такая неприятная история. Серж в Питере — приедет к нам на недельку в конце августа. Вот наши домашние дела» [851] Субботин О. М. Письмо Б. А. Федченко. 25 июля [1916 г.] // СПбФ АРАН. Ф. 810. Оп. 3. Д. 1035. Л. 13 об., 14. .

Две недели возврата к прежней привычной, беззаботной жизни с ее яркими красками, шумом и радостью пролетели быстро, и Нина Михайловна вернулась в Собольки к повседневным безрадостным и тревожным делам и заботам. Извиняясь перед Ольгой Александровной Федченко, уезжавшей на зиму в Петроград, за то, что не может приехать попрощаться к ней в Ольгино, поскольку лошади больны, а экипажи поломаны, Н. М. Субботина восклицала почти с отчаянием: «Боря [852] Б. А. Федченко. говорит — Вы уезжаете дней через 10 в П[етроград]? М[ожет] б[ыть] опять приедете к нам ночевать? Очень были бы рады! Если же дорога исправится и будут лошади м[ожет] б[ыть] и приедем к Вам с Олегом, а то так в П[етрограде] увидимся — ведь попаду же я туда когда-ниб[удь]? На меня находит прямо тоска думать о 3-ей зиме в Собольках» [853] Субботина Н. М. Письмо О. А. Федченко. 10 сентября 1916 г. // СПбФ АРАН. Ф. 808. Оп. 2. Д. 241. Л. 107 об. .

Ей действительно удалось выбраться в Петроград в начале ноября 1916 г., но пробыла Н. М. Субботина там совсем недолго: из-за болезни тети ей пришлось срочно возвращаться в Москву. Как она с грустью писала Н. А. Морозову 1 января 1917 г.: «… Мне не удалось у Вас побывать, т[ак] к[ак] через неделю после моего приезда в П[етроград], меня вызвали обратно срочной телеграммой о болезни тети доктора, к[ото]рую Вы видели в Собольках [854] Ольга Владимировна Соколова. . Я ее уже не застала. Она заразилась от больной и умерла в 3 дня. М[ожет] б[ыть] Вы читали в „Рус[ских] Вед[омостях]“ 2 ее некролога? [855] См.: Доктор Ольга Владимировна Соколова // Русские ведомости. 1916. № 263. 13 нояб.; Модестов А. П. Памяти О. В. Соколовой // Русские ведомости. 1916. № 268. 19 нояб. Там собирается подписка и на ее памятник, как пионерки женского образования. Она же — всю свою жизнь отдавала другим и не имела ничего своего» [856] Субботина Н. М. Письмо Н. А. Морозову. 1 января 1917 г. // Архив РАН. Ф. 543. Оп. 4. Д. 1811. Л. 1, 1 об. . Субботина спрашивала Морозова о его планах и сокрушалась, что война сильно нарушила ее собственные: «Как думаете провести зиму? Куда собираетесь на лекции и концерты? Какие книги издаете или издали за последнее время? Я очень отстала ото всего в деревне, вообще война нарушает многие мои планы и вечно все приходится переделывать и приспособлять к изменяющимся условиям» [857] Там же. Л. 1 об., 2 об. .

Нина Михайловна не забывала о своих научных интересах, хоть ей и пришлось отложить их в сторону на такой длительный срок. Она поддерживала связь с Г. А. Тиховым и была очень довольна его работой на Кавказе летом 1916 г. по устройству обсерватории, которую они планировали вместе. «По-прежнему очень мечтаю о Кавказе и горных станциях Г. А. Тихова, — писала она Н. А. Морозову. — …Очень приятно, что Г. А. [Тихов] устраивает на Казбеке „летучку“ и хочется всячески содействовать ее основанию. Вот это пусть и будет моим новогодним пожеланием и Вам, как председателю РОЛМ, к[ото]рому будет принадлежать станция. Если бы Вы знали, как мне приятно думать, что моя идея не умерла, и имеет продолжение и самостоятельно развивается таким талантливым человеком как Г. А. Тихов!» [858] Там же. Л. 2 об.

Но время шло, и ситуация в стране не только не изменялась к лучшему, но неуклонно ухудшалась…

Чем неспокойнее становилась ситуация в стране, тем отрывочнее доступная нам личная переписка Н. М. Субботиной, тем меньше информации как о ее повседневной жизни, так и о ее научной деятельности. В настоящее время известно всего одно письмо, благодаря которому можно составить представление об отношении Нины Михайловны к Февральской революции 1917 г. 14 марта 1917 г. она обратилась к Н. А. Морозову с просьбой публично высказать предложение о сносе Бутырской тюрьмы. «Дорогой Николай Александрович! — писала она. — Обращаюсь к Вашему содействию: не напишите ли хотя бы в „Русские Вед[омости]“ предложение срыть Бутырскую тюрьму, эту русскую Бастилию — кажется самую древнюю московскую тюрьму; срыть и на ее месте воздвигнуть „Дворец свободного народа“, с различными просветительными учреждениями?» [859] Субботина Н. М. Письмо Н. А. Морозову. Не ранее 12 марта 1917 г. // Архив РАН. Ф. 543. Оп. 4. Д. 1811. Л. 4. Просьба эта была навеяна, видимо, не только известным историческим примером срытой Бастилии, слухами о намерении Московской городской думы снести окружающие ее дома, чтобы построить новое здание для Думы, но и искренними и глубокими детскими впечатлениями. «Вот Моск[овская] гор[одская] дума проектирует срыть окружающие ее дома и выстроить для себя новое здание — будет стоить 50 миллионов, — писала Нина Михайловна. — Но гораздо законнее и желательнее то, что я сейчас высказываю?» [860] Там же. Л. 4, 5. . И далее она рассказывала о своих впечатлениях о революционных событиях в Москве: «Смотрела я 12-го марта на сплошной поток людей с красными знаменами, текший мимо Бутырок от своего района, к центру, и подумала, что он достоин своего дворца и именно на месте разрушенной тюрьмы, где страдало столько народа, с таких давних времен! Поддержите, друг, мою мысль! Маленькой девочкой еще я видела эту тюрьму, и привыкла думать о тех, кто в ней томится, жалеть их и желать им полного освобождения!» [861] Там же. Л. 5. И продолжала далее: «Как я рада, друг, что и Вы дождались этого времени! Какие неограниченные возможности впереди! Свобода, равенство, братство! Улица дышала, как море на рассвете, и чувствовалась в ней свободная стихия!» [862] Там же.

Революция принесла с собой надежду на лучшее будущее, подъем энергии в обществе, новые ожидания и свободу исполнить некоторые из них. Научный мир не остался в стороне от этих чаяний. Хорошо известно, что императорское правительство с большой осторожностью разрешало создание новых общественных объединений. Научные объединения не являлись исключением из общей практики. Ученые разных специальностей иногда десятилетиями добивались разрешений на созыв научных съездов, создание профессиональных ассоциаций и прочее. Российские астрономы, не особенно удовлетворенные ни деятельностью Русского астрономического общества, которое многие из них считали «чересчур» любительским, ни участием в съездах русских естествоиспытателей и врачей, на которых они представляли меньшинство, затерянное среди участников секции физики и математики (даже на тех из съездов, на которых организовывалась подсекция астрономии), расстроенные тем, что из-за войны было отменено проведение съезда Международного астрономического союза, приуроченное к юбилею Пулковской обсерватории и намеченное первоначально на 1914 г., хотели иметь свою собственную профессиональную организацию: ассоциацию или союз исключительно профессиональных астрономов.