Джиллиан Додд - Валюта любви [Отважное путешествие к счастью, уверенности и гармонии. Автобиография основательницы бренда Roxy] [litres]

– Я – Джилл.

Указываю на себя и пытаюсь перестать всхлипывать. Он обходит стойку и целует меня в обе щеки своим жирным, небритым, колючим лицом, и эта попытка утешить и заставляет меня рыдать еще сильнее.

Он замечает, что я смотрю на длинные тонкие иглы, которые выступают у него на лбу и ушах, и поправляет волосы, пытаясь скрыть их.

– Je souffre de migraines. C'est l'acupuncture (Я страдаю от мигреней. Это иглоукалывание), – говорит он и вручает мне мой ключ с грязной кисточкой винно-красного цвета.

– Спасибо.

Я направляюсь к лестнице и глубоко вздыхаю. Пока поднимаюсь на четвертый этаж, мечтаю о горячей ванне. Если в этом отеле нет отопления, в нем должна быть горячая вода, верно? Хватаю белое отутюженное льняное полотенце для рук из моей комнаты и иду через холл к Salle De Bains (ванной комнате).

Вхожу в ванную и включаю горячую воду, но даже после долгого времени она все еще леденяще холодная. Мою самые важные места и вытираюсь крошечным полотенцем. Замерзая, бегом возвращаюсь в свою комнату и прыгаю под одеяло. Я пережила первый день. С трудом.

Я выскакиваю из постели и писаю в биде. Черт побери эту морозильную прихожую. Сегодня суббота – а значит, мое лицо и моя задница сегодня принадлежат мне.

Хватаю с пола холодные джинсы Levi’s. Мои натруженные колени болят. От прогулок по гранитным тротуарам целыми днями на каблуках или даже в обуви на плоской подошве мои коленные суставы распухли, и теперь они настолько тугие, что едва могу их согнуть. Годы спустя я узнала, что у меня генетическая болезнь соединительной ткани, называемая синдромом Элерса-Данлоса. Прокалываю английской булавкой водяные мозоли на ногах и натягиваю теннисные туфли.

Завтрак проходит в подвале, за грубо отесанной известняковой аркой. Я подныриваю под нее, но Скарлетт проплывает прямо. Мы садимся за один из небольших столиков среди других иностранных гостей. Пытаюсь представить себе тысячи постояльцев, которые, должно быть, раньше уже ели здесь, и это заставляет меня чувствовать себя в относительной безопасности.

Входит Жан-Поль с широкой улыбкой и приносит наши cafés au lait (кофе с молоком), теплые багеты и треугольнички мягкого сыра. Я намазываю на теплый хлеб масло и абрикосовый джем и вгрызаюсь в него. Никогда-никогда в моей жизни не пробовала такой вкусный хлеб. Съедаю весь шестидюймовый ломоть. Французский багет скоро станет огромным источником стресса, поскольку он всегда доступен, дешев и чертовски хорош.

– Все это я не ем. Съем половину. Без масла и джема, – говорит Скарлетт. Затем она кладет свой сыр на середину стола.

– Можно мне взять твой сыр? – спрашиваю я.

Туристы за другим столиком выразительно смотрят на нас, зная, что по нашей вине вырубился электрический щиток отеля. Американский фен оказался ему не по силам.

Я кутаюсь в свою нелепую, длинную пурпурную пуховую куртку на гусином пуху, а Скарлетт напяливает на себя одежду для альпинисток. Мое лицо цепенеет от холода, когда мы гуляем по улицам, где царит покой по сравнению с сутолокой рабочей недели. Мы бесцельно бродим и доходим до Люксембургского сада. Так приятно просто гулять и разговаривать – никаких просмотров и ни на кого не нужно производить впечатление.

– Сколько ты пробыла в Лос-Анджелесе? – спрашиваю я.

– Всего пару месяцев.

– Итак, ты приехала, чтобы работать моделью? Наверное, в Портленде не особо много работы для моделей, верно?

– Нет, там этим не занимаются, – смеется она, – но на самом деле я приехала в Лос-Анджелес в школу косметологии.

– Правда?

– Я училась на визажиста, но кто-то из школы сказал, что мне нужно рекламировать товары для лица и волос. Поэтому прошла собеседование в «Вильгельмине», и они заключили со мной контракт.

– Это потрясающе! А ты действительно любишь делать макияж?

– Да! Я собираюсь заниматься этим снова, когда закончу работать моделью.

– Ты не могла бы сделать мне макияж как-нибудь?

– Конечно! – улыбается она.

Во время прогулки я забрасываю ее вопросами, пока мы не останавливаемся перед мраморной статуей под названием La Bocca della Verità – «Уста истины». Как гласит легенда, если вы произнесете ложь, держа руку у нее во рту, она ее откусит. Статуя игривая и красивая.

Никогда не видела такого высокого искусства ню. Там нет сексуальной вибрации, как у соблазнительных голых женщин из коллекции моего отца в гараже и в нашей берлоге. Эта изящная обнаженная женщина не заставляет меня испытывать неловкость; она вызывает положительные эмоции. Хочу быть похожей на нее, отдавая должное ее игривому, женственному духу, а не только ее красоте и сексуальности.

Мы блуждаем по фермерскому рынку под открытым небом, с ярко-оранжевой морковью и рубиново-красной свеклой, такими свежими, что к ним еще прилипла земля. Лук, картофель и лук-порей переполняют деревянные ящики. Не знаю, что такое «fromagerie” [2] На рынке: сырный ряд. , но здесь искусно устроены и уложены маленькие горки крошечных сыров всех мыслимых оттенков желтого, кремового и оранжевого. Поставщики с гордостью смотрят на свою продукцию. Ничего похожего не увидишь в супермаркетах у нас дома.

– Bonjour mademoiselles! (Добрый день, девушки), – кричат мясники в фартуках, залитых кровью, когда мы проходим мимо мясного прилавка. Огромные куски мяса висят над головой. Мы хихикаем над чучелами уток, которые выставлены напоказ.

Валюта – для меня загадка, поэтому, расплачиваясь за товары, показываю продавцу свои банкноты и монеты. Они берут нужное количество и дают сдачи, великодушно обучая меня пользоваться французскими деньгами. Вскоре у меня оказываются пакеты со свежим йогуртом, сыром, фруктами, хлебом и пыльной бутылкой домашнего вина за один франк.

Мы со Скарлетт медленно возвращаемся в отель. Я привязываю свой пакет с йогуртом и сыром за окном, на перилах балкона, надеясь, что голуби не украдут его. Кому нужен холодильник в такую погоду?

Мы вырываем страницы из моего дневника и делаем доску для игры в нарды. Таблетки аспирина и монеты – наши игровые шашки. Мы играем часами, вместо бросания костей поочередно вытягивая вырезки с написанными от руки номерами из пустого контейнера из-под йогурта. Смотрю на милое лицо Скарлетт и испытываю глубокую благодарность за то, что она рядом со мной. Пока мы играем, я как бы отстраняюсь, чтобы взглянуть на эту сцену со стороны…

Я в своей любимой коричнево-белой мужской фланелевой пижаме, шерстяном свитере и трех парах носков. Скарлетт тоже закутана в свое ярко-красное пальто и лыжную шапочку. Даже при всех противостояниях и трудностях испытываю что-то совершенно новое. Нет ни одной души, которая наблюдала бы за мной и говорила, что мне делать. Нет домашних правил. Могу делать что хочу и когда захочу, и никто меня не опекает. Отсутствие давления со стороны сверстников, отсутствие родительского диктата и даже влияния друзей и подруг. Я совершенно неизвестна, анонимна. Абсолютно новое чувство свободы наполняет все мое существо, когда вижу себя улыбающейся и спокойной. И делаю именно то, что хочу в этот момент. Я свободна.