Василий Шатилов - В боях рожденное Знамя

Когда в рейхстаг перебрались комбаты Неустроев и Давыдов, была восстановлена связь со сражающимися подразделениями. Метр за метром, комнату за комнатой очищали от фашистов батальоны Неустроева и Давыдова. Образовался своеобразный «комнатный фронт», где противники сталкивались друг с другом в упор, грудь с грудью. Оказывая яростное сопротивление, фашистский гарнизон стремился выиграть время. Казалось, не было еще боя более жестокого, чем тот, который завязался в рейхстаге в тот день.

Наступающие, продвигаясь вперед на ощупь и обнаруживая фашистов по вспышкам выстрелов, все глубже проникали в коридоры рейхстага. Солдаты обоих батальонов уверенно очищали от гитлеровцев нижний этаж здания. Захватив первый этаж, они перенесли бой на второй. Среди них были Егоров и Кантария. Оберегая Знамя, прокладывая путь гранатами, поддерживаемые товарищами, они по ступенькам полуразрушенной лестницы поднимались все выше и выше. И вновь неожиданное препятствие — проход на второй этаж был взорван. Тогда младший сержант Кантария бросился вниз, разыскал лестницу и вернулся с ней. Солдаты устремились вверх. Достигнув второго этажа, Егоров и Кантария заметили окно, выходящее на Королевскую площадь. Развернув Знамя, они выставили его в распахнутое настежь окно. Красный стяг со звездой и изображением серпа и молота был хорошо виден не только бойцам 150-й дивизии, но и бойцам соседних частей и подразделений.

Как только очистили от противника второй этаж, Егоров и Кантария под прикрытием небольшой группы Береста начали подниматься вверх. Каждый шаг приходилось делать с осторожностью и оглядкой, несколько раз они натыкались на гитлеровцев. И тогда начинал стрелять пулемет Щербины, а автоматчики бросали гранаты. Одна из вражеских групп оказалась довольно большой. Когда Берест, Щербина и автоматчики почти в упор открыли огонь, немцы не обратились в бегство, а приняли бой. На помощь подоспели бойцы из роты Ярунова.

Теперь недалеко было уже и до Крыши рейхстага. Над крышей рвались снаряды, жужжали осколки, свистели пули.

Королевская площадь все еще находилась под обстрелом: по ней вели огонь и наши и немецкие батареи. Стоял вечер. В густых сумерках вспышки рвавшихся снарядов казались нестерпимо яркими. Егоров и Кантария двигались по крыше на четвереньках, ощупывая перед собой каждую пядь.

Прижимаясь к крыше, знаменосцы уверенно подбирались к куполу рейхстага.

Рвавшиеся снаряды заставляли знаменосцев то и дело ложиться. Впереди Егоров, а за ним Кантария, наконец, достигли основания купола. Они не обращали внимания на пули, на оглушительную трескотню гранат, поднимались по ребрам каркаса. Передвигаться было трудно. Карабкались медленно, друг за другом, цепляясь за железо, резали руки об осколки стекла. Наконец смогли встать — кругом зарево горящего города и молниевые вспышки рвущихся снарядов да поднимающиеся кверху пороховые тучи. Поползли дальше.

Главное — преодолеть оставшиеся метры. Прикрывая друга огнем, Кантария подталкивает сержанта вверх.

Вот он — купол рейхстага. Сержант Егоров, держась за решетку, встает. Кантария прилаживает древко к металлической перекладине. Знамя поднято! Оно заполыхало на ветру.

Спустившись вниз, бойцы кинулись докладывать полковнику Зинченко.

— Товарищ полковник, Знамя Победы водружено над рейхстагом! — отрапортовал сержант Егоров.

— Молодцы, — взволнованно похвалил их командир полка и вместе с бойцами вышел на Королевскую площадь. Неожиданно разорвался снаряд и вспышка осветила купол. На нем развевался красный флаг.

Через несколько минут Зинченко торжественно сообщил мне по телефону о свершившемся. А я в свою очередь решил доложить командиру корпуса генерал-майору С. Н. Переверткину. Но Семена Никифоровича Переверткина на месте не оказалось, я доложил начальнику штаба корпуса Александру Ивановичу Летунову — Знамя Победы водрузили разведчики сержант Михаил Егоров и младший сержант Мелитон Кантария.

Вот выдержка из книги Георгия Константиновича Жукова «Воспоминания и размышления», в которой рассказывается об этих памятных минутах:

«30 апреля 1945 года навсегда останется в памяти советского народа и в истории его борьбы с фашистской Германией. В этот день в 14 часов 25 минут войсками 3-й ударной армии (командующий генерал-полковник В. И. Кузнецов, член Военного совета генерал А. И. Литвинов) была взята основная часть здания рейхстага.

За рейхстаг шла кровопролитная битва. Подступы к нему прикрывались крепкими зданиями, входящими в систему девятого центрального сектора обороны Берлина. Район рейхстага обороняли отборные эсэсовские части общей численностью около шести тысяч человек, оснащенные танками, штурмовыми орудиями и многочисленной артиллерией.

Непосредственный штурм здания рейхстага осуществляла усиленная 150-я стрелковая Идрицкая дивизия (3-й ударной армии), во главе стоял опытный генерал Герой Советского Союза В. М. Шатилов, 150-ю дивизию поддерживали 23-я танковая бригада и другие части армии. За этим исторически важным боем лично наблюдал командарм В. И. Кузнецов, который держал со мной непрерывную связь.

…Он позвонил мне на командный пункт и радостно сообщил:

— На рейхстаге Красное Знамя! Ура, товарищ маршал!

— Дорогой Василий Иванович, — ответил я, — сердечно поздравляю тебя и всех твоих солдат с замечательной победой. Этот исторический подвиг войск никогда не будет забыт советским народом. А как с самим рейхстагом?

— В некоторых верхних этажах и в подвалах здания все еще идет бой, — доложил В. И. Кузнецов».

Подбежала взволнованная телефонистка Вера Кузнецова:

— Товарищ генерал, разрешите мне посмотреть на Знамя?

Время было напряженное, непрерывно звонил телефон, и телефонистка нужна была. Но таким ликованием были полны ее глаза, что отказать ей я не мог.

— Разрешаю! А вы, — я обратился к майору Гуку, — проводите ее на НП.

В эти дни было много пленных. Но мне особенно запомнились два гитлеровских генерала. Оба длинные, сухопарые, в парадной форме, тщательно выбритые. Их привел на наблюдательный пункт старший сержант Иван Лысенко.

Установил фамилии: один был генерал-лейтенант Вильгельм Бранкенфельд, другой — генерал-майор Вальтер Шрайбер.

Спросили их о берлинском сражении.

— Берлин нами потерян, — тихо произнес Бранкенфельд.

Беседа проходила с трудом, так как немецкий я плохо знал, а переводчик находился на командном пункте. Тогда генерал Бранкенфельд предложил:

— Мы плохо понимаем друг друга. Может быть, нам перейти на английский язык?

— Можно и на английский, но я свободнее владею китайским. Продолжим разговор по-китайски…