Василий Шатилов - В боях рожденное Знамя

Пусть подвиги этих героев и их товарищей по оружию всегда являются примером для наших молодых воинов.

Пусть, неустанно совершенствуя боевое мастерство сейчас, в дни мирной учебы, они воспитывают в себе мужество, стойкость, пусть зорко и надежно охраняют государственные интересы и безопасность нашей любимой Родины.

Мне часто вспоминается Берлин апрельских дней: полузаваленные траншеи, баррикады, разрушенные мосты и здания, унылые колонны пленных гитлеровцев и надписи на стенах:

«Мы не капитулируем, в Берлине русским не бывать».

Эти надежды и расчеты гитлеровцев не оправдались. Радостно прозвучало в те дни стихотворение Лебедева-Кумача:

Столица нашей Родины Москва салютовала победителям двадцатью четырьмя артиллерийскими залпами.

У рейхстага ликовали солдаты. Встречались друзья, обнимались и поздравляли друг друга с Победой. Все больше и больше надписей на стенах и колоннах рейхстага. Расписываются карандашами, углем, штыками и кинжалами.

Вместе с Курбатовым мы шли по разбитой снарядами и минами улице, то и дело останавливались. Курбатов показывал на доты, окопы, где стояли пулеметы, брошенные врагом. Перешли мост.

— Товарищ генерал! А вот здесь, — Курбатов улыбнулся, — рядовой Кобелев вручил вам часы.

Приблизились к рейхстагу.

В это время навстречу нам вышел заместитель командира батальона по политической части Алексей Берест. Чисто выбритый, аккуратно подстриженный. Во время штурма рейхстага он находился в первой роте Сьянова у главного входа в здание. С помощью бойцов этой роты Егоров и Кантария водрузили Знамя Победы.

Дошли до рейхстага. Вблизи он оказался совсем не таким, как с моего наблюдательного пункта — грозным и злобным. Саперы взвода Белова щупами искали мины в рейхстаге и на Королевской площади.

Поднимаясь по разбитым ступенькам главного входа, встретили дежурного офицера. Он провел нас подземельем в небольшую комнату, где расположился полковник Зинченко. Федор Матвеевич подписывал наградные листы на бойцов, отличившихся в бою.

Для бойцов нашей 150-й дивизии война кончилась на целую неделю раньше.

В шесть часов утра 2 мая 1945 года комендант Берлина сдался в плен. Шли колонны немецких солдат и офицеров, а впереди них — генералы. Шли с поникшими головами, хмурые, грязные. Все знаки различия — погоны, кокарды на высоких тульях — будто померкли. Фашистские войска в Берлине капитулировали.

Весь день происходила сдача оружия. У Бранденбургских ворот были навалены кучи автоматов, винтовок, пулеметов.

В эти же часы наши бойцы шли в сторону рейхстага. Каждый советский солдат и офицер, находившийся в Берлине, желал побывать у этого здания, расписаться на его иссеченных колоннах и выщербленных стенах.

Воины заглядывали в мрачное помещение, осматривали грязный каменный пол со следами выгоревшего паркета, закопченные обломки мебели, отметины от взрывов снарядов и гранат — страшные следы тяжелых боев.

В город постепенно возвращались беженцы. Длинные очереди выстраивались у солдатских кухонь. Приходилось кормить лишенное продуктов питания население германской столицы. На улицах звучала немецкая и русская речь…

Недалеко от Моабитской тюрьмы я увидел обыкновенную кухонную двуколку. Наш повар в белом халате разливал солдатский борщ в котелки, чугунки, чашки, миски, а другой раздавал большие ломти ржаного хлеба. Немецкие женщины, стоявшие в очереди, о чем-то переговаривались.

— Давай, давай, подходи смелее, — подбадривал их солдат. — Всем хватит, подходи живее!

И впервые я увидел на лицах немецких женщин улыбки. Я постоял, посмотрел, сел в машину и поехал в штаб дивизии.

В ночь с 8 на 9 мая 1945 года был подписан акт о безоговорочной капитуляции фашистской Германии.

Простые люди Германии радовались вместе с нами. Берлин оживал. Кое-где слышались песни.

Помнится, я стоял среди небольшого дворика одного особняка и ожидал начальника штаба дивизии Н. К. Дьячкова. Ко мне подошла хозяйка этого домика — немка с девочкой лет пяти и сказала:

— Я много слышала про Сибирь от различных людей. Это что-то страшное, морозы, невыносимые для европейского человека.

— А почему вас интересует Сибирь? — в свою очередь спросил я.

— Мой муж там. Попал в плен, его отправили туда. Хотелось, чтобы вы рассказали мне…

— Сибирь — это богатый, но суровый край. Там действительно зимой бывают крепкие морозы, но люди там здоровые и сильные. Так что можете быть спокойны за своего мужа.

Немка облегченно вздохнула: значит, и в Сибири можно жить.

По окончании штурма рейхстага мы прожили в Берлине девять дней. Затем по приказу командующего армией генерал-полковника В. И. Кузнецова наша дивизия покинула город. Перед уходом мы сняли с купола рейхстага наше Знамя. В нескольких местах оно было пробито осколками, потемнело от пыли и копоти.

После марша дивизия достигла маленького городка Гросшенебек.

Отсюда до конечной цели нашего пути было совсем недалеко. Но мы решили остановиться здесь для передышки. В районе дачи Геринга наметили места для расположения каждой части. Дача Геринга находилась в лесу — группа великолепных, разного стиля вилл.

Дивизия заняла район леса севернее городка Гросшенебек.

Место здесь было ровное, покрыто вековыми деревьями разных пород: дуб, клен, преимущественно сосна, редко попадались береза и липа.

Лес принадлежал Герингу — одному из главных помощников Гитлера — и был огорожен высокой проволочной стеной со всех сторон, входить в него строго запрещалось. В лесу было много пятнистых оленей. Штаб дивизии разместился в охотничьих домиках.

Я тоже занял один из таких домиков. Спальня Геринга была невелика, но обставлена красиво и богато, пол был покрыт толстым пуховым белым ковром, кровать двуспальная, широкая, была обита шелком. На стене висели картины знаменитых художников.

Рядом со спальней были библиотека, столовая, рабочая комната, где расположился писатель Борис Горбатов.

В этой комнате Борис только ночевал, с подъемом, без завтрака уходил в роты и батальоны. Возвращался поздно вечером. За ужином он рассказывал о добытом материале. Я внимательно слушал и в некоторых местах уточнял. Он поднимал на меня глаза, застенчиво улыбался. Его чистые светлые глаза были умны, а голос звучал мягко и тепло.