Леонид Борткевич - «Песняры» и Ольга

День наш складывался примерно так: концерт, обед и репетиция. Снова концерт — и снова репетиция, У кого-то хватало сил, чтобы вечером посидеть, поболтать, выпить пива, а я так трупом валился спать после такого сумасшедшего дня. Но я благодарен Господу: ведь работа была в удовольствие, а мы были молоды и отдавались ей полностью.

Новые песни, новые записи. Записывались мы тогда на единственной у нас в стране фирме «Мелодия», и судьба этих записей была достаточно курьезной. Так, два первых альбома мы записали в 1971 году в одно время, а вышли они с разницей аж в целых пять лет.

За запись пластинки каждому участнику ансамбля платили повременно сто рублей. К 1975 году было выпущено около 45 миллионов экземпляров пластинок «Песняров» — они мгновенно раскупались. Никаких других денег, кроме тех ста рублей, за эти пластинки мы не получали. Не получаем и сейчас, когда количество пластинок, вероятней всего, перевалило за 100 миллионов.

На Западе каждый миллион пластинок — это Золотой диск, большой успех и хорошие деньги. Спустя много лет в Америке на студии я сказал, что тираж наших пластинок перевалил за 50 миллионов, и тут же почувствовал, как изменилось отношение ко мне. На Западе певец, чьи диски так тиражируются, — суперзвезда и очень богатый человек.

Кстати, из-за некачественных записей концертов у нас возникали серьезные неприятности. Был один грустный эпизод в гастрольной жизни «Песняров»…

…Концерт проходил в городе Волжске, недалеко от Волгограда. Местное телевидение, не спрашивая и не предупреждая нас, решило концерт записать. Была установлена камера в зале, и, что самое ужасное, звук писали не с пульта, как это обычно делается, а поставили два микрофона к динамикам колонок на сцене. Поэтому на запись шла сплошная децибельная каша. Мы это, естественно, заметили, в антракте подошли к работникам телевидения и попросили их не делать заведомо некачественной записи.

Владимира Мулявина тогда заверили, что ограничатся записью первого отделения. После перерыва концерт продолжился, открылся занавес, я вышел петь песню «Дрозды» и обнаружил, что вся съемочная аппаратура осталась на том же самом месте. Глазок камеры горит, значит идет запись. Тогда после песни Мулявин приостановил концерт и еще раз попросил не снимать, объяснив при этом публике, что запись идет некачественная. Концерт, конечно, продолжился — зрители же ни в чем не виноваты.

Телевизионная группа сняла второе отделение и уехала. А через два дня в газете «Комсомольская правда» вышла разгромная статья. В ней говорилось о том, что «Песняры» устроили дебош на сцене, сорвали концерт, ломали микрофоны, требовали денег за съемки концерта. Подписали к этому фарсу и ветеранов войны, как тогда было принято. В общем, началась настоящая травля. Это сейчас любая реклама, плохая или хорошая, притягивает публику. Тогда было другое время. Негативная статья в центральной газете объявляла тебя вне закона и могла поставить крест на творческой карьере. На полгода нам запретили любую гастрольную деятельность.

Кстати говоря, после нашего случая в той же самой «Комсомольской правде» появилась такого же плана статья о MXАТе.

Театр проводил серию бесплатных спектаклей для школьников. На одном из спектаклей было так шумно что его пришлось приостановить. Школьникам объяснили, что перед ними выступают известные и заслуженные люди искусства и если кому-то спектакль не нравится, то он может покинуть зал. А в газетной статье все происшедшее снова было вывернуто наизнанку.

Но с МХАТом шутки плохи, МХАТ — это не гонимый ВИА. Народный артист Советского Союза Михаил Михайлович Яншин ответил на статью по радио, и сразу пошла обратная реакция. Сняли редактора, коллектив «Комсомольской правды» обвинили в погоне за сенсациями…

У «Песняров» же после статьи было много неприятностей. И мы еще долго объезжали Волгоград стороной, хотя нас приглашали и извинялись много раз.

Рассказывая о «Песнярах», нельзя не сказать о том, что явилось потрясением для всего коллектива в самом начале нашего успеха.

Мы были на гастролях в Ялте, где проходил фестиваль «Крымские зори». В гостинице нам должны были предоставить два номера «люкс», один Володе, второй — его старшему брату Валере Мулявину. Но свободным к нашему приезду оказался только один номер «люкс». Устроители гастролей пообещали решить этот вопрос.

Вечером в ресторане нашей гостиницы мы устроили небольшой банкет по случаю дня рождения нашего звукорежиссера — Коли Пучинского. Все было чинно-благородно, почти никто не пил. Банкет уже подходил к концу, когда представители администрации сообщили Валере, что ему предоставлен номер «люкс», но в другой гостинице. Чтобы попасть туда, нужно было пройти всю ялтинскую набережную. Валера взял чемоданчик с личными вещами и пошел.

Меня поселили с Толей Кашепаровым. В четыре часа утра в дверь нашего номера постучали. Я открыл дверь — на пороге стоял милиционер:

— Там убили парня, кого-то из ваших. Некоего Мулявина. Вам нужно пойти на опознание.

Мы с Толей быстро оделись и спустились вниз, все еще не веря. Нас повели к месту происшествия.

Валера лежал ничком на парапете, лицо — в ссадинах, а под головой — кровь. Эта ужасная картина до сих пор стоит у меня перед глазами. Но осознание происшедшего и весь ужас от того, что случилось, пришли позднее.

Нам в этот день нужно было работать два концерта. Из Москвы позвонила Фурцева, министр культуры, и сказала, чтобы обязательно хоть один концерт отработали, потому что по городу идет молва, будто мы напились и чуть ли не поножовщину устроили. Мне до сих пор непонятно, почему многие детали этого дела замалчивались и почему оно стало обрастать нелепыми слухами. Хотя были свидетели. Последним видел сидящего на скамейке Валеру живым водитель поливочной машины, которая проезжала по набережной. Рядом стоял чемоданчик, а недалеко от скамейки кучковалась группа молодых людей. Когда поливальщик ехал обратно, их уже не было. Чемоданчик стоял там же, а Валера лежал рядом мертвый.

Потом мы узнали — какие-то подонки проиграли одного из «Песняров» в карты, и на месте Валеры могли оказаться хоть я, хоть Толя Кашепаров… Так что получилось, Валера прикрыл собой кого-то из нас. И почему-то все это пытались замять — может, боялись сорвать фестиваль…

Но весь город знал, что убили одного из «Песняров». А концерт-то надо работать. И я помню этот битком набитый зал. Обычно мы завершали концерт песней «Березовый сок», предпоследней была «Хатынь». И в ней я выходил вместе с Валерой, чтобы сыграть проигрыш на трубе. Он с одной стороны, я с другой. Когда работаешь концерт, как-то забываешь про все. А тут машинально выхожу и смотрю — нет Валерки. Он же должен выходить… И потом вдруг понимаю, что его уже никогда не будет. Все.