Леонид Борткевич - «Песняры» и Ольга

Речь шла о команде. Для Ольги подвести кого-то — трагедия. Себя — пожалуйста, сто раз. Ах, травма, травма…

В Монреале дело было не только в травме. На Ольгу накатило безразличие ко всему — удивительное, непонятное. Непробиваемое. Эмоциональный кризис. Откуда?

Физические кондиции — отличные. Техническая оснащенность — мюнхенская Корбут может позавидовать. Души нет. Полета. Видимо, нахлебалась гимнастики под завязку. Может, оттого и травма проявилась, выползла змеей, почувствовав слабинку.

Ольга понимала: если не сможет себя сломать, расшевелить, разволновать, зажечь — проиграет с треском. Ни зал не помог, ни аплодисменты — не ожила!

Из воспоминаний Ольги:

— Никогда не рассказываю о Монреале. Не потому что проиграла. Не помню, пустота в памяти. Куда ходили, с кем встречались, что видели, как проходила борьба в командном и личном первенстве — ни одного события не запечатлелось. Лишь мощная гранитная стена спокойного безразличия, которую я рублю, кромсаю, режу, сбив в кровь руки и сердце. И желание: чтобы поскорее кончилось это мучение, этот позор. И жгучий стыд: подвела тренеров, рассчитывавших на меня. И недоумение. Через четыре года я проиграла самой себе, будучи сильнее. И обида: у болельщиков новый кумир — Надя Команечи, к ее ногам низвергается мой Ниагарский водопад. Мне же — «доброжелательные» (по шкале) овации, сочувственные взгляды. Лучше бы свистели и топали, чем сочувствовали. Горько, горько… Образ Ольги-обиженной, Ольги-Золушки я играть не могла. Ольга-Мудрая и Холодная болельщикам не понравилась.

Небольшой презент, сувенир по завершении гимнастической карьеры — серебряная медаль на брусьях. И пульсирующая жилка радости у виска на прощание: никто до сих пор не исполняет «сальто Корбут» так размашисто, как она; никто не освоил за два года варненский прыжок; никто не делает на бревне «фляк» и «бланш-перекат» в темпе; никто не…

Удивительное дело — господин Случай. Вся моя жизнь состоит из цепочки случайных событий и встреч, которые ее в конечном итоге меняют кардинально. После знакомства с Ольгой Корбут прошло около года. Я тогда в самолете, когда мы подлетали к Нью-Йорку, записал ей в книжку свой телефон и адрес. И после этого я о ней ничего не слышал.

В моей личной жизни назрел кризис: у Ольги, моей первой жены, появился другой мужчина. Возможно, моя гастрольная жизнь поспособствовала этому. Но я, как обычно в таких случаях, узнал об этом последним. Более того, я достал путевки на юг в санаторий «Беларусь», куда они поехали вместе.

Меня потрясло то, что я узнал. Я запил на три дня. И где-то на четвертый день моих возлияний с друзьями раздается звонок — Ольга Корбут. Она приехала вместе со сборной СССР по гимнастике, они, как всегда, остановились в гостинице «Юбилейная». Тренировка была назначена на вечер, и она скучала одна. Оказывается, у Ольги накануне должна была состояться свадьба, она с нее просто сбежала. Неудачливым женихом был спортсмен из городка под Гродно. Он настаивал, чтобы Ольга взяла его фамилию, но она, как всегда, сделала все по-своему.

В общем, поговорили мы с Ольгой по телефону, и вдруг она спрашивает:

— Можно я к вам приеду?

— Пожалуйста, — говорю.

А в этот момент у меня дома были мои друзья Волк и Яшкин. Через некоторое время — звонок в дверь. Я открываю. Стоит Ольга в элегантном розовом костюмчике. Я как-то замешкался, смотрю на нее во все глаза. Ей это надоело:

— Вы меня, — говорит, — может быть, впустите?

Вот так она и вошла в мою жизнь.

Дальше был серьезный разговор с женой. Я оставил ей все — забрал только личные вещи. Корбут тогда сказала: «Ничего не бери, все сами наживем».

Мы поехали на родину отца Ольги, в Полесье, Калинковичский район, в деревню Дубняки.

Это было потрясающе. Я никогда не жил в деревне, я был городской мальчик. Туда мы еле добрались: Олина «Волга», можно сказать, проползла брюхом по песку через «три леса», который без труда мог преодолеть только трактор.

Я помню, мы спали на сеновале, и один раз под утро я проснулся и обнаружил, что сплю стоя. За ночь я съехал со стога, как с горки.

Мы ходили на речку Тремлю, ловили раков. Ходили за грибами в лес. В лесу я нашел боровик размером со шляпу, причем он был абсолютно целый, не червивый, а однажды встретился там нос к носу с огромным лосем.

А как нас кормили! Представьте себе: вяленое мяско, холодная сметанка из подвала. А парное молоко из-под коровки, а первачок, а малосольные огурчики с медом! Боже, как это было здорово!

Вспоминается случай, когда мы с Олиным дядей Иваном отправились смотреть, как гонят самогонку. С раннего утра, часиков в шесть, мы сели на телегу и поехали по проселочной дороге в сторону леса. Километра через два показалась опушка леса, посреди которой стояла телега, на ней — металлическая бочка литров на двести. Неподалеку трактор, а рядом, под деревьями, валялись мужики. Так весело у них начинался рабочий день.

Такие импровизированные «бистро» в Полесье были практически у каждой деревни.

На следующий день мальчишка — сын Ивана — самодельным самопалом разорвал себе кисть. Я схватил его в охапку, прыгнул в Ольгину «Волгу» и помчался в районную больницу. Мы успели.

После монреальской Олимпиады Ольга решила оставить гимнастику. Последней каплей оказались ее выступления в Сингапуре и Малайзии. Там была ужасная жара, и после выступления Ольга потеряла сознание, ее едва успели спасти, произошло полное обезвоживание организма.

Мы с Ольгой думали о том, когда нам сыграть свадьбу. Нам нужна была свободная неделя в жестком графике гастролей. Ольга решила поездить с «Песнярами». Ей это было интересно, поскольку Советского Союза она практически не видела, все ее выступления проходили за рубежом.

Ольга нам всячески помогала и даже готовила еду. Все любили ее драники. И не задумывались, что это драники от олимпийской чемпионки.

Естественность и непосредственность всегда были присущи характеру Ольги. После Нового года у нас выдалась свободная неделя, и мы решили сыграть свадьбу. Петр Миронович Машеров поручил второму секретарю ЦК заниматься нашей свадьбой. Надо сказать, что Петр Миронович был тем человеком, которому до всего было дело, в хорошем смысле этого слова. Для него Беларусь и все, что с ней связано, были не пустым словом. Он обожал Ольгу и «Песняров».

Свадьбу предложили сыграть или в резиденции Петра Мироновича в Дроздах, или в ресторане «Верас», где только что был открыт новый банкетный зал. Чтобы свадьба не была похожа на официальный прием я все себя чувствовали уютно, остановились на ресторане «Верас». Детали свадьбы, начиная с закуски и кончая цветом ковров в зале, обсуждались с нами. Корреспондентов пригласили только наших, хотя сотни из них хотели приехать из-за рубежа, но фотографии все равно попали в зарубежные газеты. Ольга была в своем знаменитом платье, которое она купила в Америке и которое у нее там вначале украли ради рекламы фирмы, а затем подкинули — вернули.