Евгений Додолев - Михаил Ефремов. Последняя роль

Да, у вас 150–170 дел в год. Получается, что времени-то на каждого доверителя совсем немного.

– А я же не психолог, чтобы их успокаивать постоянно. Я как хирург: пришел, прооперировал и жду выздоровления пациента.

Ваш оппонент, адвокат потерпевших, господин Добровинский, сказал, что он берется за дело, только когда уверен в выигрыше. У вас такая же позиция?

– Ну, само собой, конечно. Я про Добровинского не хочу говорить ничего. Насколько я знаю, он уголовными делами не занимался. Может быть, в других делах он профессионал, абсолютно в этом не сомневаюсь.

Он как раз профессионал в смысле общения с прессой, я вам могу сказать как журналист, с ним комфортно.

– Я, что касается общения с журналистами, в сравнении с ним – ноль (смеется).

Так вы беретесь за дела, когда не уверены в победе?

– Нет, конечно.

Значит, и в данном случае – с Михаилом Олеговичем Ефремовым – уверены в благоприятном исходе для вашего доверителя?

– Я несколько раз аналогичные дела прекращал, освобождал из-под стражи и получал хороший результат.

Что вы называете «аналогичным делом»?

– ДТП. Со смертельным исходом. Водитель в состоянии алкогольного опьянения.

Вы перечисляли категории людей, которых не взялись бы защищать. И, кроме стандартного набора (торговцы наркотиками, педофилы), там еще прозвучало: не стали бы защищать человека, который обидел беременную женщину.

– У меня принцип: в отношении беременных женщин, детей, стариков наших – любое преступление недопустимо, для меня это свято.

Анатолий Кучерена, известный адвокат, мне говорил, что нет такого человека, которого он не взялся бы представлять.

– Он прав, профессионально он прав.

Значит, вы тогда неправы, получается?

– Я в этом неправ, конечно. Но у меня своя система моральных ценностей. Я в детстве стал сиротой. За рулем «КамАЗа» был пьяный водитель, выехал на встречку, погибли 6 человек. Маме было 39, папе 46, одному брату 18 лет, другому – 5, племяннику годик был, и дядина жена ровно месяц была замужем, ей 20 с чем-то было. В одной машине. Все погибли, вся моя семья и родственники. И вот, когда мне говорят, что я издеваюсь над потерпевшими… Я сам знаю, каково быть потерпевшим!

Папин двоюродный брат был прокурором. Он, когда узнал, что у того водителя двое малолетних детей, дал команду, чтобы не «закрывали» его. Ну, пьяный водитель, он же не умышленно убил…

А здесь что видим? Неполноценная семья. Труп еще не остыл, а они по телеканалам бегают, собирают деньги…

А как у вас складываются отношения с родственниками Михаила Олеговича?

– Я только Никиту знаю, старшего сына. Он очень хороший парень, в самом деле.

Соня – это жена, ей низкий поклон. Это на сегодняшний день тыл Михаила.

Вы жестко проехались по дочери Михаила (Анна-Мария, дочь от четвертой жены, Ксении Качалиной. – Е.Д.). Сказали, что «я, как кавказский мужчина, слово “лесбиянка” не признаю».

– Вы знаете, я не перевариваю это. У меня еще моральные ценности есть. Мои корни никуда не денешь.

Как могут быть у адвоката «моральные ценности»?

– Вот в этом и проблема большая. Я из-за этого очень сильно страдаю.

Хороший товарищ Михаила Олеговича – Иван Охлобыстин – заявил, что на самом деле Ефремов хочет в изолятор.

– Ну я же с Охлобыстиным сам разговаривал. Вообще-то, Михаил в первый день хотел в изолятор. Человек настолько был пьян… Вот три дня я не мог понять, с кем я разговариваю. Невозможно было, человек отходил. Только потом уже Михаил начал понимать.

Начал понимать, что произошло?

– Это я раскрою на судебном заседании. Сейчас государственное обвинение предоставляет доказательства. Потом выступит потерпевший, а потом мы будем. Вот тогда, когда наша очередь наступит, и представим все аргументы.

Тот аспект, что ваш доверитель – профессиональный актер, очень многих людей подталкивает к разным выводам. Допустим, когда его увезли в больницу, говорили, что он сыграл этот приступ.

– Вы знаете, Бог этим людям судья. Эти люди потеряли честь, совесть и мораль. Я по-другому не скажу. Михаила как овощ привезли. Я же позже приехал, в суде задержался. Врачи мне говорят: «Вы знаете, его надо немедленно госпитализировать, у него ситуация никакая». Я такого беспредела не видел: секретарь суда находится у пристава в кабинете, с кем-то разговаривает, решение принимают, что делать врачам. Врач не должен согласовывать – пациента можно увезти или нет.

Я был у председателя Пресненского суда, на эту тему с ней разговаривал. Говорю: «Вы поймите, это дело политическое». Я «погасил» американского журналиста, европейского журналиста, украинского журналиста. Они все хотели из этого делать шоу, якобы этот процесс – заказ Путина. А я им сказал: «Подождите, а Путин ему наливал?»

Ну, Джигурда говорит, что ФСБ подстроила аварию.

– Это глупость.

Насчет Путина. В социальных сетях обильно обсуждали ваш рассказ о том, что на кухне у Михаила…

– Это правда, у него портрет Путина висит.

Многие, может, думают, что он хочет Путиным прикрываться, чтобы ему меньше срок дали. Это глупость. Я его спросил: «Вот, стишки вы читали про Путина. Это что такое?» Он говорит: «Эльман, я актер».

Вот играет педофила актер, он что, педофил? Актер на экране или на сцене кого-то убивает, он что – киллер? Мы забыли, что есть два Ефремова: актер Ефремов и личность Ефремов.

Я серьезно взялся за эту семью, за их защиту, когда увидел, что это за люди.

А что за люди?

– Крайне добросовестные, крайне порядочные люди. Я даже порой шучу, говорю: «Вы чего, не из сферы искусства, что-ли?» ( Смеется ). У Михаила, знаете как? Что нравится, не нравится – все в лоб высказывает. А многие таких людей не любят.

Соня, жена, – то же самое. У нас вообще-то с ней первоначально были очень плохие отношения.

Разве?

– Само собой. Потому что я никому не позволяю в работу вмешиваться. Она хотела узнать все. Я говорю, нельзя, не могу рассказать. Потому что, я думал, она поделится со своей подругой, мамой… Но вот в этом я ошибся. Я потом понял, что она – за семью: «Эльман, мы вам мешать не будем».

Ну а ее-то хотя бы в какие-то вещи посвящаете, которые почему-то, ссылаясь на тайну следствия, категорически отказываетесь рассказывать журналистам? Допустим, по вашей версии, в тот трагический вечер Миша ехал к матери какого-то своего товарища из Одессы?

– Да, это правда.

Почему вы скрываете имя этого человека?