Евгений Додолев - Михаил Ефремов. Последняя роль

Против светской хроники как жанра в основном выступают пострадавшие знаменитости или совинтеллигенты в первом поколении. Последние запальчиво утверждают, что их-де, Грязь не интересует. Забывая о том, что именно из грязи (т. е. повседневных межличностных коммуникативных удач и неудач, аффективных контактов одной особи с другими) и состоит эмоциональная основа бытия.

Скромный человек, которому неприятно внимание чужих, никогда не станет ни актером, ни телерепортером, ни общественным деятелем. Он будет тихо жить своей размеренной жизнью.

Само честолюбивое желание удивить мир, покорить его уже подставляет под критику! Ведь существование критики как таковой тоже не вполне правомерно. Почему спортивный комментатор, не умеющий ставить рекорды, словоохотливо судит о качестве выступлений звезд большого спорта? Казалось бы, не умеешь играть сам, не суди других. «Не судите, да не судимы будете».

Однако критика (как жанр) процветает.

И светская хроника дружно появляется в ведущих изданиях. Зачастую с рекордным (кстати!) числом ошибок.

Единственное требование, которое, по-моему, должно предъявляться к «бульвару», – это фотографическая точность фактов. Стилистика же может быть самой разной. Так, фотография может сделать человека сногсшибательным красавцем, а может – мерзким уродом. Важно, чтобы одного не сняли вместо другого. Напомню скандал в западной прессе, когда после ГКЧП-заварухи, ряд французских журналов опубликовал портреты писателя Бакланова, спутав его с шефом отечественного ВПК.

А попавшим в придирчивый объектив светской хроники можно посоветовать лишь еще раз перечитать концовку «Ревизора». Гогольочень хороший писатель. Для тех, кто забыл, напомню: чтение вслух письма Хлестаковапозабавило всех и всем досадило.

Все хихикают и радостно обрывают телефоны, «обсуждая, насколько прекрасен наш круг», пока дело не дошло до них, и ярятся, лишь только всплывает какой-нибудь хмельной визит в казино, не ведая, что кое-какие социально значимые мужчины уже высказались по этому поводу. По мнению Ларошфуко,«истино порядочный человек никогда не чувствует себя уязвленным». А на вопрос «Какова печать достигнутой свободы», Ницшеотвечает: «Не стыдиться больше самого себя».

Надеюсь, мысль номер один понятна будет всем знаменитостям. Нельзя и рыбку съесть и на шарабане покататься.

В этой нашей беседе мы прошлись по темам, без коих не обходится ни одно пространное интервью Михал-Олегыча.

Ты ведь был всегда этаким мажором.

– Я был форс-мажором. Ну, как? У меня прапрадедушка перевел Библию на чувашский. Дедушка – главный режиссер Большого театра. Папа – понятно.

NB Иван Яковлевич Яковлев, просветитель, православный миссионер, педагог, организатор народных школ, создатель современного чувашского алфавита и учебников чувашского и русского языков для чувашей, писатель, переводчик, фольклорист. В университете Яковлев знакомится с ученым-ориенталистом профессором Н. И. Ильминским, консультируется у него по «инородческому» (национальному) вопросу. При содействии Ильминского к концу 1871 года Иван Яковлев составляет на основе русской графики первый вариант нового чувашского алфавита, поскольку старый, созданный на основе древнебулгарского (тюркского) языка в начале текущего тысячелетия, был основательно забыт. В дальнейшем яковлевский алфавит совершенствуется. В 1872 году на нем был издан букварь. Первые два выпуска букваря Яковлев, сам испытывая материальные затруднения, издал на собственные средства. Тогдашними консерваторами букварь был встречен в штыки: «Пылкость молодой натуры, с которой он принялся за дело, была причиной того, что он встал на неправильный путь в инородческом деле. Г-н Яковлев в деле образования чуваш задался мыслью чувашский язык сделать книжным…»

Нет, ну, я помню: в школе учились с внучкой Промыслова…

– И с внучкой маршала Устинова.

Вы с Антоном Табаковым – в одном классе?

– Нет, нет. Это Промыслова и Устинова. Там в классе А училась внучка Промыслова, а меня переводили из А в Б.

А почему переводили?

– За плохое поведение.

Я, как это, «развратил один класс» и меня перевели развращать другой.

Из интервью Михаила Ефремова Станиславу Кучеру, RTVI (2019):

Я учился в 31-й школе. Это за МХАТом на Тверском бульваре. Это серьезное было у меня потрясение. Когда я учился в 60-й школе до 4 класса, в 4 классе совершил хулиганский поступок. Меня назвали фашистом, выгнали из пионеров и из школы.

Я с мальчика трусы сдернул и в раздевалку девочкам его затолкнул. Мальчика без трусов. Раз – к девочкам в раздевалку! «Ха-ха-ха». И сказали, что «все, он теперь заикаться начнет». Но он не начал, все нормально. И оттуда меня родители забрали и отдали как раз за соседний дом с папиной работой, чтоб… тоже был. Уже в этой школе я увидел, что ребята ходят не в школьной форме, а в джинсах, что ребята пишут «Паркерами», что у всех какие-то сумочки.

У меня были классы «А» и «Б». У меня в одном классе училась внучка Промыслова, а в другом – внучка Устинова. Промыслов – это тогдашний Собянин, а Устинов – тогдашний Шойгу. Ну и как? Там утром в 8:30 подъезжало до хрена черных машин. Привозили детей в школу. Там все было…

Когда я перешел туда учиться и там меня встретили так – «ну и что там?». И, в общем, туда пришел Антон Табаков, который учился на три года старше меня, но в этой же школе. Он пришел и сказал: «Если кто-чего, со мной дело иметь будете…» Потом я так же приходил в классе 9-м, когда уже подрос, в 6 класс к Феде Бондарчуку и Стёпе Михалкову и говорил всему классу, что «если кто их тронет, то…» Такая мажорская среда у нас была.

По-моему, с Антоном в классе учились Никита Хрущёв (внук Хрущёва) и Серёжа Аллилуев, внук Сталина. Представляешь, какая школа, какие там вообще вот эти все штуки были? На мой взгляд, у нас была демократия.

Родителями не мерялись. Но мерялись все время какими-то типа машинками, потом чуть постарше стали – сигаретами. Когда я туда пришел, уже даже в 5 классе меня спросили: «Salem будешь?» Я говорю: «Я есть не хочу». Потому что я подумал, что это салями имеют в виду, колбасу. А уже покуривали. Никто даже не знал о существовании таких сигарет в СССР тогда…

Когда-то какое-то интервью я давал. И я, перефразируя Пушкина, сказал: «С моим умом и талантом родиться сыном Ефремова!».

Это такая штука, которая с тобой всегда. Ты с ней ничего не можешь сделать. И отношение людей такое. Когда я в институт поступал, конкурс прошел (на удивление) в школу-студию МХАТ, когда объявляли фамилии, кто прошел, объявили мою, сзади девочка девочке сказала: «Ну, я тебе говорила!» Я слушаю это за собой всю жизнь. Я так понимаю, что и дети мои это слышат.