Иосиф Пилюшин - Снайпер Великой Отечественной

Справа от нас, где-то совсем близко, слышались говор и смех гитлеровцев. В тылу противника из-за разрушенного кирпичного здания станции Лигово в небо одна за другой взлетали разноцветные ракеты.

– Развлекаются, гады, – прошипел сквозь сжатые зубы Собинов. – Эх! Добраться бы к ним! Небось там одни офицеришки собрались.

– А ты, Леня, поначалу влезь к ним в траншею, а там и гляди, что делать сподручней. В гостях, брат, – не дома, – прикрыв рот ладонью, пошутил пожилой сапер.

Прошло еще несколько долгих минут ожидания. Мороз крепко щипал лицо и руки. Время от времени я поглядывал на черные силуэты немцев и прислушивался. Один из них, долговязый детина с обмотанной каким-то белым тряпьем головой, круто повернулся, отбросил в сторону окурок, шагнул к доту, с силой пнул ногой в дверь, что-то сказал своим коллегам и скрылся внутри.

Я видел, как нервно кусал губы лежавший со мной рядом Собинов. Мой автомат был направлен на стоявших в траншее немцев. Вдруг заработал вражеский станковый пулемет. Романов воспользовался его трескотней и двумя пистолетными выстрелами уложил немцев. Не теряя ни секунды, мы съехали на спинах в траншею. Орлов и Собинов выбросили за бруствер убитых, а Романов с остальными товарищами блокировал дот. Мы ждали появления вражеских солдат, и Романов шепнул мне:

– Будем ждать выхода третьего.

Немецкий пулемет строчил и строчил, опустошая ленты одну за другой.

– Чего ждать? – прохрипел Орлов. – Прикончить на месте, и все!

– Нельзя, будем ждать, – ответил Романов.

Теперь уже слева от нас совсем близко были слышны голоса немцев. Я осмотрелся. В ста метрах, не дальше, из железного рукава, возвышавшегося над холмиком, шел дым. Видимо, это был жилой блиндаж.

Дверь дота распахнулась. На пороге появился белоголовый немец. Он вздрогнул, увидев у своего носа дуло пистолета, и поднял руки вверх. Романов вырвал у него автомат и вытащил из чехла нож, а Собинов сунул немцу в рот кляп. Схваченный фашист не успел крикнуть, а только мигал выпученными белесыми глазами.

Романов приказал двум саперам взять «языка», отползти в нейтральную зону и ждать нашего возвращения. Саперы уволокли пленного. Мы же замели на бруствере их след на снегу и стали пробираться дальше. Кругом было тихо, и мы шли к жилому блиндажу. Вдруг Орлов с силой дернул меня за рукав куртки, и мы укрылись.

– Видишь? Вон там!

– Нет.

– Гляди сюда. – Коля указал рукой на живое чучело, завернутое в тряпье, поверх которого висел автомат. Это был часовой. Мы считали шаги немца: он делал точно двадцать шагов в нашу сторону и двадцать обратно.

– Куда же он прячет свои руки? – шепнул мне Орлов. – Весь в тряпье! Не знаю, как его и взять.

Гитлеровец остановился возле дверей блиндажа, прислушался к чему-то и опять зашагал в нашу сторону. Как только он повернулся к нам спиной, мы в несколько прыжков настигли его. Орлов с силой ударил часового прикладом по голове, и немец рухнул к нашим ногам. Выбросив его за бруствер, мы вплотную подошли к полуоткрытой двери, над которой клубился пар. Яркий сноп света падал на заднюю стенку траншеи. Мы подали знак товарищам.

– Гранаты! – отрывисто скомандовал Романов.

Противотанковые гранаты с шипением полетели в распахнутую дверь вражеского блиндажа.

Романов, Собинов, Григорьев и я успели отбежать от места взрыва, но Орлов сделать это не успел. Вражеское жилье осело, а Николай, держась одной рукой за кромку траншеи, а другой за грудь, сделал несколько шагов к нам и покачнулся. Собинов успел подхватить его. Орлов прерывисто, тяжело дышал, изо рта лилась кровь.

– Что-то в грудь ударило, – сказал он и потерял сознание.

После того как затихли взрывы, мы несколько мгновений стояли на месте, выжидая появления немцев, но их не было…

Теперь Собинов нес Орлова на руках, и вместе с Романовым и Григорьевым мы быстро шагали к насыпи железной дороги. Я шел последним и следил, чтобы немцы неожиданно не напали на нас. Недалеко от того места, где мы вошли в траншею, нас встретил сапер. Срывающимся от волнения шепотом он доложил:

– В дот пришли пятеро немцев, они долго галдели, ругались по-русски. У них в доте есть телефон, я слыхал, как они крутили ручку. После взрыва двое убежали за насыпь, а трое остались в доте. Не шумят, тихохонько сидят, чего-то выжидают.

– Ты-то как сюда попал? – спросил Романов.

– Я прополз по брустверу подальше от дота и лежал, а как услышал, что вы идете, вот и спустился к вам предостеречь.

– А пленного где оставил?

– Он вовсе застыл, товарищ командир. Алексеев уволок его в нашу траншею.

– Хорошо. Ребята унесут раненого товарища, а ты жди нас возле дота, где заложил взрывчатку.

– Как же они пройдут? – возразил сапер. – Ведь в доте немцы. Надо выждать, товарищ командир.

– Делайте то, что приказано!

Одним махом боец вспрыгнул на бруствер. Собинов и Григорьев подняли Орлова, все еще не пришедшего в сознание. Вскоре и они скрылись, а мы с Петром остались в траншее врага.

– Выход у нас один, – сказал Романов, – идти к доту. Я попытаюсь вызвать немцев в траншею, иначе они заметят наших и перестреляют из пулеметов.

Мы осторожно подобрались к огневой точке врага. Петр приоткрыл дверь и на немецком языке крикнул:

– Ребята, сюда, в нашей траншее русские!

Послышались торопливые шаги. Вскоре один за другим к нам выскочили три немца. Романов срезал их автоматной очередью, и мы выбрались из вражеской траншеи. За бруствером сапер держал наготове конец шнура, ожидая нас.

Романов приказал:

– Жги!

– Есть, жечь! – повторил сапер.

Блеснул огонек. Мы поползли к проволочному заграждению. Столб земли и дыма взметнулся высоко к небу. Взрывная волна долетела до нас.

…В нашем блиндаже пленный грелся возле печки. Он беспрестанно повторял, тыча себя в грудь пальцем:

– Я есть француз, я есть француз.

– Братцы! – крикнул Григорьев. – Ошибка! Шли за немцем, а сцапали француза.

– Я ведь говорил, – буркнул пожилой сапер, – в гостях – не дома, чем угощают, тем и довольствуйся. Вот командир пристрелил фашиста, а с каким грузом вышвырнули его за бруствер, не поглядели. – Сапер достал из-за пазухи целую буханку хлеба. – Видите? Он, сукин сын, приготовил ее, чтобы опять дразнить нас!

Не хотелось верить, что перед нами француз, но факт – упрямая вещь. Это был один из тех, кто за деньги надел шинель гитлеровского солдата, продал свою родину и честь.

Я проснулся от резкого толчка. Блиндаж вздрагивал. В ушах стоял звон, сыпался песок. Я соскочил с нар. Товарищи уже стояли с оружием в руках.

– Выходи скорее! – крикнул голос из темноты. – А то придушит.

– Зачем выходить? – возразил Романов. – Из укрытия под осколки полезешь? Будем ждать окончания обстрела здесь.