Валентин Воробьев - Враг народа. Воспоминания художника

Моряки нас чуть не обокрали.

Робинзон Крузо! Армянин Анастас Спендиаров!

«Он увлек Василия мечтой о море, и оба решили поступить в Ленинградское мореходное училище, но без „минимального стажа плавания матросом“ не вышло, и молодой человек за два года закончил Московский сухомеханический техникум, Большая Ордынка, 19, освоив всю программу по навигации, лоции, судовождению и парусному делу», — не без гордости за брата вспоминает Н. Я.

(По другим, не менее серьезным сведениям, юный любитель моря прошел сокращенный курс мотористов «Красный Водник», ФЗУ в 1933 году и уже весной 1934-го получил катер номер 63 с окладом 100 рублей в месяц и закончил карьеру моряка, окончательно уволившись 15 сентября 1934 года, на что есть точное указание Управления московского пригородного сообщения в семейном архиве.)

Сам Василий Ситников говорит о суровом предупреждении ГПУ летом 1934-го, не называя точной причины допроса на Лубянке. Брат же Н. Я. связывает этот опасный разговор с немецким эмигрантом Беккером, обвиняемым в шпионаже в пользу иностранной державы.

«Уже в 1934-м меня вызвал такой же жирный разъебай, как эта харя (речь идет о „харе“ 1974 года) с двумя шпалами, тютелька в тютельку вот именно такая харя», — вспоминает В. Я., не объясняя, зачем его вызывала «харя с двумя шпалами».

Дружба с немецким шпионом и его сестрами Марселлой и Ирмой, — «кобыла неимоверной красоты» (В. Я., 1987 г.), которую окрутил более удачливый соперник, «полукарлик из-под Калуги, „Ванька“ по имени и по характеру тоже, а по сути уголовник-аферист» (В. Я.), продолжалась, несмотря на суровое предупреждение прекратить.

О поездке в Питер осенью 1934 года можно только гадать. Академический опыт молодого москвича равнялся нулю. В бастионе русского реализма под руководством Исаака Бродского людей с колючим темпераментом не разводили. В это учреждение принимали людей с основательной подготовкой, отсутствующей в опыте московского туриста. Очарованный «Эрмитажем» — какие сокровенные голландцы: Яков ван Рейсдаль, Адриан ван Остаде, Герард Терборх и главный чудотворец Рембрандт, «мой учитель Рембрандт» («Даная»!), москвич покинул квартиру знакомого инженера Блумберга, не простившись.

Сестра художника Тамара Яковлевна рассказывает, что ее брат по возвращении из Питера «впадал в черную меланхолию и всю зиму не выходил из дома».

Рисунки того времени носят вспомогательный вид чертежного типа. Технические тетради Леонардо чаще всего приходят на память при виде этих сухих, бесцветных набросков простым карандашом.

Весной 1935 года неудачник рисования круто меняет маршрут и свой графический дар вручает мастеру трюковых съемок, киношнику А. Л. Птушко, руководителю пятой киностудии.

Муляжи. Макет. Обманки. Сценический обман. Человек кино. Курсы кукловодов. Там он себя находит очень быстро и создает удивительные вещи.

«Отличительной чертой его характера в это время стало упрямство в достижении поставленной себе цели. Увлеченный чем-либо, готов был на все, лишь бы добиться результата», — замечает Н. Я.

«Дети капитана Гранта», «Сказки А. С. Пушкина», «Путешествия Гулливера», потом легковесная байдарка и «рыба», которой посвящены восторженные строки брата Н. Я.: «Биологи МГУ попросили Василия изготовить модель головы рыбы, по которой студенты могли бы усвоить последовательность движений ее челюстей и жаберных крышек. Прежде всего Василий прочитал учебник по ихтиологии и просмотрел в библиотеке МГУ все соответствующие альбомы, затем купил в рыбном магазине большого карпа, отчленил и полностью разварил его голову, очистил от мякоти и тканей все кости и, отобрав самые главные, по которым было видно, как последовательно двигаются они, стал вырезать из березовых чурок их увеличенные в размерах аналоги. Когда же вся модель была собрана на подставке и соединена с помощью проволочных тяг и кривошипным механизмом, при вращении ручки все ее детали начинали двигаться в полном соответствии с тем, как это происходит в природе».

Весь в чрезвычайном ремесле, весь в прелести совершенной, ручной работы!

Казалось, что беспокойный молодой человек нашел себя в эфемерной работе «кукловода», но в 1936-м опять, и с благословения отца, мечтавшего о его карьере живописца, В. Я. пытается сдать экзамены в Академию художеств. Он провалил все обязательные предметы — рисунок, живопись, композиция — и, как побитая собака, вернулся из Ленинграда домой.

Почему неудачи, почему провалы?

Освоение академических дисциплин — прямая перспектива, анатомия, моделировка объема, компоновка на плоскости глубины, расцветка планов — требует внимательного и безупречного подчинения установленным правилам.

Опытные профессора Академии брались выучить не только бездарного студента, но и послушную собаку!

Бесчисленные тренировки, повторение пройденного, строгое подражание раз и навсегда принятого шаблона дают желанный результат.

После десятилетий разброда и кратковременного владычества футуристов образцом для подражания стал художник XIX века, реалист Илья Ефимович Репин.

Всякая модификация утвержденной модели считалась если не преступлением, то ничем не объяснимой глупостью. Такой реформатор терял доверие власть имущих, прекращались заказы, выставки, награды, всероссийская слава. Послушный и толковый получал путевку в жизнь и право на искусство.

Василий Ситников прошел все официальные «курсы подготовки» под руководством заслуженных академиков, куда, по его словам, «приходило более ста человек, люди всех возрастов и разных профессий, обоего пола. Все старательно рисовали, работая по принципу тяп-ляп. Я из кожи лез, чтоб не отставать от соседей».

С такой подготовкой любая бездарность проходила в искусство, но срывы и провалы Ситникова особого свойства. Он чужой! Он чужой, психологически несовместимый с «сотней», и лезет туда, где ему нет места. Его постоянно поводит туда, где возможен скандал, неизвестность, нищета. В его неуклюжих, корявых рисунках и акварелях таится бунт. Его «Шар» (осень 1939 г.), выполненный сапожной щеткой при помощи черного гуталина, это не ученическое упражнение. Опытный реалист сразу определит, что этот «объем в пространстве» — особое видение мира, особая метафизика непослушного и одинокого художника.

В этом же 1939-м академические мытарства В. Я. раз и навсегда прекратились невероятным конфузом, основательно надломившим психику. Его по ошибке приняли в Московский художественный институт и тотчас же отчислили в разряд вечных вольнослушателей.

Отдав должное «кукловодам» кинематографа, изобретателям речных байдарок и неприступному Ленинграду, В. Я. надолго связал свою судьбу с ненавистным московским институтом.