Валентин Воробьев - Враг народа. Воспоминания художника

Третья особая академия, 1969–1975, началась с решительной чистки сотрудников и жен. Юлий Ведерников был освобожден от рабского подчинения. После чудовищного скандала с битьем посуды уехала и Лика Крохина, прихватив с собой часть имущества. Сначала ученица, а затем жена Ирина Ивлева принесла суровый монастырский уклад в быт художника. Прямая и сухая, как тростинка, молчаливая, как сфинкс, на самом деле пылкая и вредная особа, пять лет портившая кровь своему сожителю. Она лично вербовала учеников и готовила пищу, совершенно несъедобную и страшную на вид. В подъезде постоянно дежурил «топтун», вскорости ставший учеником «академии». По ночам к нему приходил американский шпион «балда Смит», страдавший бессонницей. Они обсуждали все мировые проблемы до тех пор, пока Смита не выдворили в Америку.

Подлинным шедевром 1970 года была картина «Земля и небо», год семейной работы в тридцать слоев точками!

В дневнике В. Я. от 2 ноября 1971 года записано: «Я отдаю свои знания. Добыл я их тяжким 25-летним трудом проб и переделок бесчисленных и закрепительных упражнений без руководителей… „на ощупь“. Взамен все работы руководимых мною учеников принадлежат мне! Это абсолютно и кате-гори-чески!!!»

Многотысячная армия «инженеров человеческих душ» оставила после себя кучу навоза вместо духовных ценностей, а шизофреник русского андеграунда Васька-Фонарщик оказался нам «нужным и ценным».

Рабов, выполнявших ответственный заказ, следует перечислить поименно: Ивлева, Каплин, Гльттнева, Кислицын, Титов, Чон, Шибанова, Мышков, Абрамов, Старчик.

«…Абсолютное сходство с забросом спиннинга с инерционной катушкой и плетеной фильдеперсовой леской», — довольный, повторял руководитель работ В. Я.

Еврейское возрождение в Москве начиналось под новым, ранее неизвестным знаком — эмиграция на историческую родину, в Израиль, причем в этот неудержимый поток вливались обыкновенные русские советские граждане — вещь, немыслимая ранее, — граждане без определенных Политических взглядов, с одним страстным желанием посмотреть недоступный Запад, пощупать западный мир, испробовать свои силы. Заключалось огромное количество смешанных браков, часто фиктивных, только до Вены, а там разбегались кто куда.

У Васьки-Фонарщика часами просиживал в углу учитель геометрии Веня Волох. По субботам он толкался у главной синагоги и приносил последние новости. «Князь Андрей Волконский ищет еврейскую невесту». «Художник Олег Кудряшев женился на рижской еврейке и уже в Лондоне». «Эдик Кузнецов угнал самолет».

В октябре 1971 года Москву покинул «почти свой» Мишка Гробман по кличке «Меняла». Десять лет постоянного товарообмена, ругани и полюбовного соглашения, и вдруг улетает в Израиль!

Патриотка Ивлева, замечавшая мечтательный вид супруга, подолгу смотревшего с балкона вдаль, за леса Измайловского парка, запрягла его в тяжкое, изнурительное и неблагодарное строительство дачи, да еще «финской», на своей родовой земле под Димитровой. Рабочие пили с утра по-черному, растаскивали гвозди, доски, оконные стекла, кирпичи, окончательно разрушая психику. Сезоны меняли друг друга, а дача номер 259 так и стояла без крыши. «Пути Господа неисповедимы и часто выбирают дураков для своего дела» (В. Я.).

Художник быстро сошелся с итальянцем Франко Миеле, учителем рисования и критиком искусства. Тот попытался примирить его с конкурентом Белютиным, незаслуженно потерявшим место преподавателя. В. Я. сводил диссидентов с иностранными журналистами («дело» осужденного В. Н. Осипова), устроил курсы иврита на дому, больно ударил Ирину Ивлеву, «слишком быстро рисовавшую снегопад», и незаконно прописал цыгана в Москве.

Власти решили как следует напугать непокорного идиота.

В начале 1973 года таможня конфисковала закупки и подарки слависта Поля Секлоши. После унизительного допроса с угрозами американца отпустили, но вызвали Ситникова. С повесткой показался у лечащего врача (В. М. Думание, психдиспансер № 5, ул. Кирова, 42). Владимир Михалыч сказал, как приказал: «Не валяй дурака, уезжай!»

Где-то решили, что Васька-Фонарщик больше не нужен.

И началось время на износ, пытка родного и ненавистного отечества, «среди березок ебаной матери России».

Философия «куда кривая вывезет», обычно работавшая в два конца, сорвалась. В мае, пока он колготился в Ялте, в пустом и дорогом пансионате, куда его затащила «инокиня» Ивлева, был арестован ученик Иван Ушаков и заключен в дурдом. Основательный шмон у Аси Муратовой, русской супруги итальянца Миеле, и, наконец, ощутимый удар — арест В. А. Мороза с жутким обвинением в саботаже советской экономики. Следствие по делу Мороза протащило сотни свидетелей. В разгар допросов В. Я. получил беспрепятственно приглашение «двоюродного брата» Вени Волоха воссоединиться в Израиле.

— Я хохотал и обоссался, когда прочитал вызов моего родственника!

Пылкая Ивлева, объевшись дикой травой, бросилась с 12-го этажа, и лишь ловкий сосед с 11-го, куривший трубку, спас падающее тело. Бунт Ивлевой закончился ее позорным изгнанием.

На стол В. М. Думаниса лег «израильский вызов».

— Как быть, — спросил В. Я., — ибо я не личность?

— Нет, вы личность, — сказал довольный психиатр, — ваша недееспособность не установлена судом, а это означает, что вы еще дееспособны! У вас будет паспорт без проблем.

Последняя бесполезная ученица рисовала портрет несуществующей личности. Гибкий состав «академии» позволял учителю работать в одном направлении. Раньше не замечал ее упорства. Теперь привык и влюбился.

«…Если бы ты видел ее добрую, простую улыбку согласия…»

Анатолий Крынский (художник, график) «был при мне это время нянькой» (письмо от 1975 года).

Эмиграция для советского человека, политическая эмиграция 70-х годов, означала полный и окончательный разрыв с отечеством, с детством, зрелостью, языком, близкими, культурой, работой, бытом. В свои 60 лет В. Я. не был подготовлен к такой радикальной перемене. Он никогда всерьез не учил языки. Его отношения с иностранцами носили сугубо декоративный характер — торговая сделка, застольный треп, хиханьки, хаханьки. Россия его выталкивала на верную гибель на чужбине. В начале 1974 года он вдруг попятился, передумал и просрочил «израильский вызов». Снова появились ученики и ученицы. Видимость спокойствия и новая любовь. Выдворение писателя А. И. Солженицына с лишением гражданства 13 февраля 1974 года играло свою роль.

В «бульдозерном перформансе» (15 сентября 1974) Ситников благоразумно не участвовал (строил «финскую дачу»!), но позорная расправа с беззащитными художниками снова подстегнула на решительный разрыв с преступным обществом. Он сдал в музей им. Рублева византийский шедевр XIII века и 600 икон XVII. Роздал все свои денежные сбережения и порожняком, с пустой авоськой, 30 октября 1975 года сел в самолет, окончательно отряхнув прах людоедской жизни.