Кирилл Вышинский - «Жил напротив тюрьмы…». 470 дней в застенках Киева

В Одесском тюремном замке также были баня, кузница, кухня, больница и церковь. Вымощенная гранитом дорога от центральных ворот, ведущая внутрь тюремного двора, сохранилась до сих пор. Ещё одесситы-старожилы рассказывают, что в тюремном замке был подземный ход, который выходил на Второе христианское кладбище. Якобы в советское время его залили бетоном.

В Одессе я пробыл недолго, всего четыре дня. И ещё раз убедился, что всё, происходящее со мной в тюрьме, надо воспринимать не как заключение, лишение свободы, а как новый опыт, в том числе и журналистский. Поэтому, считая тюремный этап своим новым знанием о жизни, я был даже отчасти рад, что попал в другую среду, в новое место. Да ещё такое… Каждый, кто знаком с историей преступного мира ещё со времён Российской империи, услышав слово «Одесса», ощущает некий романтический флёр. Это литературный флёр. Чего стоит один Исаак Бабель с его «Одесскими рассказами» о жизни «фартовых» уголовников дореволюционной Одессы. Король Молдаванки Беня Крик, прототипом которого стал легендарный налётчик Мишка Япончик. Особенный шик и виртуозное мастерство, с которым совершаются преступления, своеобразное благородство воров и бандитов города, прозванного «жемчужиной у моря». «Где начинается полиция, — вопил ограбленный, — и где кончается Беня?» — «Полиция кончается там, где начинается Беня», — отвечали резонные люди. Это всё те голоса и интонации, которые и сейчас слышны на одесских улицах.

Одесса вообще несёт в себе особый флёр южного украинского, точнее, новороссийского города. История преступного мира Одессы окутана этим флёром, превращающим уголовников в личности загадочные и романтические, со своим кодексом чести — хотя вряд ли так было в действительности, в тюрьме такие иллюзии быстро развеиваются. И тем не менее легенды о благородных одесских бандитах живут и сейчас. Например, в Херсоне я смотрел по одному из каналов украинского телевидения достаточно свежий, 2011 года сериал «Жизнь и приключения Мишки Япончика». Это было всего за месяц до того, как я попал в Одесскую тюрьму. Сериал, кстати, неплохо снят.

Рассказы Бабеля, телесериалы «Мишка Япончик» и «Григорий Котовский», открывающие двери в мир одесского криминала, — всё это было у меня в голове, когда я прибыл — не по своей воле, а по этапу — в знаменитый город. В итоге Одесская тюрьма стала для меня местом почти этнографического интереса, как если бы я был путешественником, изучающим памятные исторические места.

Едва войдя во двор СИЗО, я ощутил, что образ Одессы-мамы, старинной столицы воров и налётчиков, сохраняется одесситами буквально во всём. Прохожу мимо административного корпуса и вижу две таблички по обеим сторонам от входа.

Слева — обычная, стандартная, золотыми буквами на чёрном фоне, краской по стеклу, написано «Исправительное учреждение Следственный изолятор № 21 города Одессы». Такие же таблички на всех украинских тюрьмах и колониях, да и на российских тоже, их делают чуть ли не по одному образцу в казённом стиле.

А справа от двери — другая табличка, по специальному заказу, по внешнему виду отлитая из металла, с выпуклыми буквами «Одесский тюремный замок. Основан в 1894 году». Характерно, что на казённой табличке надпись на государственном, украинском языке, а на «исторической» — на русском. Внизу ожидаемо должна была бы быть приписка, что это уникальное здание охраняется государством как памятник истории, но, по-моему, её не было.

Одесситы очень гордятся своим тюремным замком, говорят, что здесь бродят призраки Троцкого, Котовского и Мишки Япончика. Кстати, есть версия, что именно в Одесском тюремном замке революционер Лейба Бронштейн стал Троцким, взяв в качестве партийного псевдонима фамилию одного из местных надзирателей. Ещё здесь сидели знаменитые разбойники, контрабандисты, анархисты, участники восстания на броненосце «Потёмкин» и прочие.

Я попал в корпус, где эти выдающиеся личности, вероятно, могли содержаться. Весь антураж старинного здания с чугунной лестницей 1905 года напоминал об этом.

Специфически выглядит и прогулочный комплекс Одесской тюрьмы. Большой квадрат, разбитый на маленькие дворики площадью примерно три на пять метров. Двери деревянные, окованные железом. Причём дерево такое трухлявое, будто двери не меняли с довоенных, а то и дореволюционных времён. Стены сложены из песчаника — типичного для юга Украины строительного материала и побелены. После Херсонской тюрьмы, где единственное масштабное строение было из старинного красного кирпича, это выглядело непривычно.

Интересная деталь. В Херсоне дворики для прогулок были сплошь расписаны большими настенными картинами. Это объяснимо. В тюрьме нет запахов и нет цвета, потому что запахи все отвратительные, а цвет один — грязный. Роспись стен двориков для прогулок — попытка создать особый сказочный мир, уйти от окружающей грязи и тоски. Один дворик был расписан под пиратскую бухту. В другом на стене была картина «Тайная вечеря», подражание да Винчи. На стене третьего был изображён витязь в тигровой шкуре. Что сюжеты, что стиль исполнения — так себе, но все же не голые серые стены.

В Одессе ничего подобного не было. Стены покрыты белой извёсткой без каких-либо следов художественного творчества заключённых. Видимо, это одна из местных тюремных, почти исторических традиций.

Даже камеры Одесского СИЗО были наполнены духом старины, вызывали ассоциации с дореволюционным временем — правда, на уровне быта это выглядело просто дико. Если сравнивать с херсонской камерой «бээс», то условия, в которые я теперь попал, были просто ужасными. Всё старое, будто за прошедшие 125 лет с конца ХIХ века ничего не изменилось. Слив и некое подобие унитаза (в просторечии «очко») в туалете камеры было не фаянсовым или чугунным, как в Херсонской тюрьме, а железным, да ещё и жутко проржавевшим. А отдельного сливного бачка вовсе не было, нужно было открывать кран в умывальнике рядом, через который по отводной трубе вода текла в туалет. Всё это скучено на крошечном пятачке, умывальник рядом с «очком». У меня было полное ощущение, что машина времени перенесла меня на 100 лет назад и в камере за стеной сидят Григорий Котовский и Мишка Япончик. Внутренние коммуникации — водопровод, канализация и прочее — с тех пор, похоже, не менялись. Такой древности в бытовом устройстве я никогда в жизни не видел.

Второе, что произвело на меня сильное впечатление на новом месте заключения, — акустика. В тюрьме нет запаха и цвета, зато там есть звуки. В Одесском тюремном замке этих звуков было очень много, и они были особенными. После вечерней проверки, где-то после восьми вечера, открывались «кормушки» в камерах и заключённые начинали переговариваться между собой. Я уже говорил, что в корпусе содержались несовершеннолетние, женщины и иностранцы. В тюремном коридоре — «на продоле» — звучали одновременно мужские, женские и детские, точнее, подростковые голоса. К тому же в русский говор вплеталась иностранная речь. Невозможно было представить себе такое ни в Херсонской тюрьме, ни в Киевской, куда я попал позже. Там либо чётко соблюдается правило раздельного содержания мужчин, женщин и подростков, либо «кормушки» держатся на замке. А в Одессе-маме такие вольности допускались, и по вечерам в тюремных стенах звучал своего рода целый хор голосов, слушать который было интересно. Казалось, что находишься не в тюремном замке, а на Привозе или старой Молдаванке, где было принято вести беседу из окон со всей улицей. По вечерам, лежа на верхней полке, где двигаться надо было осторожно, чтобы не удариться головой о низкий потолок, я слушал голоса множества людей с неповторимым одесским выговором и вспоминал рассказы Бабеля и песни Утёсова.