Яков Мелькумов - Туркестанцы

Тут же у Ходжаева меня пригласил на обед Хансуаров. Это означало, что я тоже должен устраивать ответные обеды. Нетрудно было догадаться, что целью всех этих взаимных угощений было задержать меня подольше в Хиве. Поразмыслив, я решил в данном случае пренебречь правилами восточного этикета и выехал в Ташауз, известив запиской Хансуарова, что обстоятельства службы не позволяют мне остаться в Хиве и посетить его дом.

Провожая меня и секретаря партийной комиссии П. В. Шарыбина за городские ворота, Четвертаков говорил:

— В восемьдесят третьем полку есть хороший помощник начальника штаба. Он участник гражданской войны. Командир молодой, но опыт у него богатый. Вот кто пригодился бы нам…

— Ты о Севрюгове? — спросил Шарыбин.

— О нем… Он здесь недавно, но, по-моему, уже много знает…

В Хорезме я был впервые и поэтому поехал в Ташауз верхом, чтобы видеть места, в которых, возможно, предстоит действовать. До Ташауза было всего восемьдесят километров довольно хорошей дороги. Вправо и влево на большом расстоянии друг от друга виднелись одинокие курганчи (крепости). Массивные деревянные ворота и глинобитные стены были с бойницами, через которые, находясь в укрытии, можно было отбивать нападение, не подвергая себя опасности.

В туркменских районах Хорезма жилища, как правило, находились далеко друг от друга. Даже самые бедные дехкане старались превратить свой дом в крепость — так беспокойна и опасна была жизнь туркмена.

Его семья, его хозяйство всегда были под угрозой нападения со стороны враждебного рода и племени.

Мы ехали быстро, только в полдень остановившись на привал, чтобы накормить лошадей и дать им передохнуть. Шарыбин, бывший комиссар 83-го кавалерийского полка, рассказывал мне о командирах этого полка. Командовал полком Петр Иванович Ежов, человек очень храбрый и хороший знаток военного дела. За годы гражданской войны он прошел путь от командира эскадрона до командира бригады 11-й кавалерийской дивизии.

Комиссаром в полку был литовец Виктор Андреевич Гришкялис, вдумчивый, спокойный человек. Вместе с ним в Ташаузе находилась его жена, член партии с 1915 года, принимавшая активное участие в политической и хозяйственной жизни области. Эта замечательная женщина делила с мужем нелегкую и полную опас-ностей походную жизнь и этим завоевала любовь и уважение командиров и бойцов.

Шарыбин хорошо знал всех командиров и политработников полка и тепло отзывался о многих из них. Исключение составил уполномоченный особого отдела Петрищев, которого Шарыбин охарактеризовал как бюрократа, склочника и неумного человека.

Довольно подробно рассказал мне Шарыбин и о партийном и хозяйственном аппарате Ташаузской области.

Секретарем окружного комитета партии был Анна-Кули Артыков. Это был честный и преданный своему народу член партии. Но работать ему было трудно, так как он не имел опыта партийной работы, а к тому же был малограмотным и нуждался в помощи. Но этой помощи ему ждать было не от кого, ибо заместителем у него был приехавший из Москвы троцкист Краскин, уже в то время открыто выступавший против национальной политики партии.

Еще хуже обстояло дело в Ташаузском ревкоме. Председатель ревкома Ходжа-Мухамедов был дальним родственником вождя туркменского рода ушак Ахмед-бека и к тому же находился под сильным влиянием своего заместителя Лезинова, также, как и Красиков, отъявленного троцкиста. Вторым заместителем Ходжа-Мухамедова был Качкаров, трус и подхалим. Этой группке предателей противостояли политработники 83-го кавалерийского полка и жена комиссара Гришкялис.

Шарыбин точно охарактеризовал людей, с которыми мне предстояло встретиться, и я убедился в этом очень скоро.

Мы подъехали к магистральному арыку Шах-Абад, за которым виднелись крепостные стены Ташауза. Вправо от дороги строились полковые казармы. Рабо-чие-узбеки, стоя цепочкой, перебрасывали друг другу саманный кирпич-сырец. Заглядевшись на нас, один из рабочих уронил кирпич, и трудовой ритм нарушился. Внезапно откуда-то появился человек в белой туркменской папахе и дорогом халате и начал хлестать уронившего кирпич камчой и ругать его по-туркменски.

— Качкаров, ты что делаешь? — закричал Шарыбин.

Качкаров засунул камчу за пояс и, подобострастно улыбаясь, подошел к нам. Я сделал вид, что не заметил его протянутой руки, и, дав шпоры коню, переехал мост. Все во мне кипело. Я не мог поверить, что этот негодяй занимает пост заместителя председателя окружного ревкома. Через несколько месяцев Качкаров убежал в пески, открыто перейдя к басмачам.

Ташауз стоял у границы песков. За арыком на нас пахнуло горячим воздухом пустыни. Она лежала совсем рядом, мертвая и огромная. К горизонту уходили желтые барханы.

Я не сообщил командованию, что выехал в полк, хотя между Хивой и Ташаузом была телефонная связь. Однако о моем прибытии все же узнали, и у ворот кре-пости меня встретили Ежов, Гришкялис и Петрищев.

Петрищев подъехал ко мне и, оттирая моего коня в сторону, начал вполголоса рассказывать мне, как ведут себя жены командиров, какие и с кем изменяют мужьям, кто из командиров и когда был замечен пьяным и т. д.

— А о Качкарове что вы можете сказать? О Ходжа-Мухамедове? Об их связях? — прервал я его.

Петрищев опешил.

— А что о них говорить? Ходжа-Мухамедов — коммунист, председатель окружного ревкома, а Качкаров его заместитель…

Говорить с Петрищевым больше было не о чем. Слезая с коня и передавая повод своему ординарцу, я думал о том, что не такой нужен здесь уполномоченный особого отдела.

У входа в штаб нас встретил молодой командир с четырьмя кубиками на синих петлицах.

— Помощник начальника штаба полка Севрюгов… — представился он.

Я внимательно разглядывал коренастую подтянутую фигуру молодого командира, о котором рассказывал мне Четвертаков. Севрюгов был невысокого роста, но, видимо, очень сильный физически. Характерная, немного неуклюжая походка выдавала природного кавалериста. Встретив ответный взгляд его умных и по-мальчишески живых глаз, я сказал:

— Вот вы какой, товарищ Севрюгов…

Мое замечание, очевидно, удивило его и обеспокоило. Он вопросительно взглянул на командира полка Ежова, как бы спрашивая: «Откуда он меня знает? Не вы ли обо мне рассказали?» Я не торопился рассеять его недоумение и нарочито строго приказал явиться ко мне вечером.

Командир полка Ежов дал молодому командиру самую лучшую характеристику.

Севрюгов вполне подходил для дела, которое я задумал. В этом я убедился, когда он явился ко мне вечером. Прежде чем сказать ему, зачем я его вызвал, я решил проверить, хорошо ли знает он местные условия и правильно ли разбирается в происходящих событиях. С этой целью я попросил его рассказать об операциях 82-го кавалерийского полка во время январского восстания.