Дмитрий Олейников - Авраам Линкольн

А Линкольн в полдень проводил долгое, но сравнительно дружное заседание своего Кабинета. Оно известно в подробностях благодаря дневниковым записям морского министра Уэллса и заметкам Фредерика Сьюарда, представлявшего своего отца, всё ещё прикованного к постели. Генерал Улисс Грант принял общие поздравления и «коротко и сдержанно» доложил о капитуляции армии Ли при Аппоматтоксе, потом сообщил, что ждёт вестей от Шермана о сдаче Джонстона, но их до последней минуты не поступило. То же подтвердил задержавшийся в своём министерстве Стэнтон.

Линкольн направил разговор на самую главную для него тему: как организовать процедуру воссоединения с Югом с наименьшим ущербом для чувств и собственности его жителей? Он не хотел объявлять обеденный перерыв до тех пор, пока не будут хотя бы очерчены контуры будущей работы. Стэнтон развернул большой рулон своих рабочих бумаг и зачитал целый список конкретных мероприятий. Среди прочего предлагалось стереть границы мятежных штатов и управлять ими «сверху», непосредственно из Вашингтона. Президент идею не одобрил: это была радикальная «реконструкция по-конгрессменски». Он хотел, чтобы штаты самоуправлялись, как и прежде, и надеялся, что добрые отношения с Югом восстановятся, причем, желательно, ещё до новой сессии воинствующего Конгресса: «Там есть люди, чьи мотивы благородны, но поступки непрактичны. Они преисполнены чувства ненависти и мести, которых я не разделяю». Президент убеждал правительство в необходимости отказа от репрессий, от «кровавой работы» — крови и так пролито слишком много. Конечно, вставал вопрос о наиболее последовательных мятежниках, о том же Джефферсоне Дэвисе. Для Линкольна лучшим способом было позволить им уехать из страны. Не выслать, а напугать и открыть ворота — пусть в страхе бегут за ограду (в этом месте президент сделал жест, как будто выгонял овец из загона).

После заседания Грант подошёл с извинениями: они с женой не смогут быть в театре, потому что очень соскучились по детям и дневным поездом уезжают в Нью-Джерси. К тому времени, когда вместо Грантов согласятся пойти в театр дочь сенатора Айры Гарриса Клара и её жених майор Генри Ратбон, число отказавшихся сопровождать президентскую чету превысит дюжину.

Бут в это время метался по городу: у него было всего несколько часов на подготовку дела всей жизни. Надо было отыскать и собрать в надёжном месте остатки своей банды, нанять лошадей для бегства, выбрать и приготовить оружие, разработать план…

К трём дня Линкольн вернулся с обеда с яблоком в руках. Наступал час приёма «вольных» посетителей, очередной волны прошений о должностях, перемещениях, помилованиях. Сколько помилований президент подписал в тот день, точно неизвестно. Сохранилась записка об освобождении военнопленного при условии, что он принесёт клятву верности Союзу. Сохранилось свидетельство о помиловании дезертира, сопровождаемое комментарием: «Думаю, парень будет полезнее на земле, чем под землёй». Известен приказ об освобождении от службы сына просительницы, вдовы из штата Мэн, на основании того, что ему всего 17 лет… В полном соответствии с высказанными на заседании Кабинета мыслями президент распорядился не арестовывать бывшего министра Конфедерации Томпсона, о котором было известно, что он, уезжая в Англию, на одну ночь окажется в Портленде.

Работалось Аврааму легко — впереди была запланированная поездка-прогулка с Мэри до верфи и обратно. К пяти часам Линкольны вышли на крыльцо Белого дома. Стояла комфортная весенняя погода, и они поехали в открытой коляске — наконец-то только вдвоём. Настроение у обоих было прекрасное. Прохожие, обращавшие внимание на президентский экипаж, слышали смех госпожи Линкольн. Авраам, вспоминала Мэри, был весел до игривости и на время снова стал для неё мистером Линкольном из Иллинойса, из лучших лет их жизни: не перегруженным заботами, окружённым теми, кто любил его и кого любил он.

— Дорогой супруг! Твоя весёлость начинает меня беспокоить!

— А как же не быть весёлым, Мэри! Ведь сегодня кончится война! {774} 774 См.: Swanson J. L . Manhunt: The 12-Day Chase to Catch Lincoln’s Killer. New York, 2009. P. 31.

Можно было поговорить о будущем — не страны, а их с Мэри, о долгом отдыхе, о путешествиях…

— Нам следует больше радоваться. Из-за войны и из-за смерти Вилли мы были слишком несчастны…

Линкольн говорил так, как будто его второй президентский срок уже закончился и они, освободившись от груза забот и уехав от не очень приветливого Вашингтона, уже двигаются в этой коляске прочь от Белого дома… Насовсем.

Но когда Авраам в очередной раз удивился сам себе: «Я никогда в жизни не был так счастлив!» — Мэри вдруг разразилась рыданиями: «Разве ты не помнишь, что именно так ты чувствовал себя накануне смерти нашего мальчика!»

Бут в это время пришёл в театр Форда. Он играл здесь в нескольких пьесах, считался своим, и никто не обратил особого внимания на его появление. Никто не видел, как он пробрался в полумрак пустого зала, зашёл в президентскую ложу, припрятал под ковром прихожей доску, чтобы заблокировать за собой вход, провертел дырку в двери, ведущей из неосвещённой прихожей в ложу (чтобы наблюдать за своей жертвой), и, видимо, просчитал и проверил путь отхода. Возможно, актёрская фантазия уже тогда рисовала эффектную сцену: вот он спрыгивает из президентской ложи прямо на сцену, с дымящимся пистолетом в одной руке и окровавленным кинжалом в другой; вот кричит замершему от потрясения залу слова героического Брута: «Sic semper tyrannis» — «Такова участь всех тиранов!» Или просто: «Юг отомщён!»

…У Мэри после поездки разболелась голова, и она в какой-то момент решила не выезжать из дома. Но нервный срыв прошёл довольно быстро, и она начала загодя готовиться к выходу в театр. Линкольн в это время отправился в телеграфный офис Военного департамента — увы, новостей от Шермана не было. (Только к вечеру командующие враждующими армиями начнут договариваться о прекращении огня и проведении переговоров, а капитулирует Джонстон через четыре дня, 18 апреля.)

По дороге в департамент и обратно Линкольн разговорился с телохранителем Круком о вероятности… своего убийства. «Я уверен, есть люди, которые хотят лишить меня жизни, и они, без сомнения, сделают это… Я верю в тех, кто вокруг меня, в каждого из вас, но если они захотят — они сделают». Ещё раньше он признавался Гарриет Бичер-Стоу: «Как бы ни кончилась война, у меня такое чувство, что я после неё долго не проживу». Логика президента была проста: если человек решит променять свою жизнь на чью-то, он всегда сможет это сделать. И если ли смысл бояться? Если убьют — смерть придёт один раз, а жить в страхе убийства — значит мысленно умирать снова и снова {775} 775 См.: Bishop J . Op. cit. P. 105. . Кроме того, в секретере Линкольна хранился пухлый конверт с надписью «Убийство» — туда президент складывал письма с угрозами в свой адрес. Число их подходило к сотне, и с каждой новой чувство опасности всё больше притуплялось.