Виктория Мочалова - Лытдыбр [Дневники, диалоги, проза]

Так оно в итоге и случилось. Я понятия не имею, за кого Кристина вышла замуж, и мне лень гуглить ответ на этот вопрос, но, судя по её нынешним текстам, она открыла для себя всю ту великую интернациональную гуманитарную культуру, с которой 10 лет назад так пылко боролась. И радостно делится своим открытием с подписчиками её канала в Телеграме, на который я радостно подписан и не пропускаю там ни одной записи. Именно от Кристины я узнал, что на каждую отдельную запись в Телеграме существует прямая URL-ссылка, когда об этом ещё нигде не было написано.

И вот что я вам скажу, дорогие товарищи.

Если человек совершает подлость, то я его никак не извиню ссылкой на то, что он в прошлом снимал крутые фильмы. Скорее наоборот: прежние заслуги усугубят в моих глазах его вину. А вот если человек вчера творил всяческое говно, а сегодня ведёт себя достойно, то я никогда его прежними грехами не попрекну. Потому что я хочу, чтобы таких примеров становилось больше. Я хочу, чтобы толковые и талантливые люди, по какой-то причине угодившие в юности на службу ситхам, переходили на сторону Добра и Разума. Вокруг себя я вижу множество таких примеров, так что это не утопия и не иллюзия, а долгий жизненный опыт. Зло располагает баблом, а любой другой гуманитарный труд в России плохо оплачивается – поэтому довольно много талантливых людей оказывается в начале карьеры втянуто в орбиту государственных политических проектов или замарано их баблом. Но каждому реально талантливому человеку суждено однажды перерасти отведённую государством должность мелкой пропагандистской обслуги, выйти из тени Васи Писюлька, построить свою собственную игру, повинуясь императивам совести, а не жалования. Это уже много раз случалось в прошлом, и не меньше раз случится в будущем. И не надо людей, переходящих с тёмной стороны на светлую, попрекать их прошлыми связями. Важно то, что они сделали правильный выбор. И лучше сейчас, чем никогда.

Если кому-то кажется, что с ним произошло какое-то небывалое, уникальное и беспрецедентное событие – это, скорее всего, иллюзия и заблуждение.

Взять, к примеру, моё уголовное дело. 15 лет я в своём ЖЖ писал про власть всё, что я думаю, и эти мысли были зачастую резки и не всегда печатны. Власть меня терпеливо почитывала и фолловила, вручала президентские благодарственные грамоты, перечисляла анонимно денежку в мой благотворительный фонд и вообще вела себя так, как будто мы живём в Швейцарии. Признаюсь, меня это всю дорогу сильно удивляло.

Однажды эта самая власть совершила действие, которого я не мог не одобрить. Она взялась навести порядок в Сирийской Арабской Республике, принести туда мир, порядок и спокойствие. Способ для этого был выбран исключительно, на мой взгляд, действенный: бомбить без перерывов, одновременно исправляя рельеф, нравы и демографическую ситуацию в этом непростом уголке планеты. Утюжить с земли и неба, с моря и с воздуха, покуда там не наступит окончательный мир и спокойствие.

Я в довольно прямых, откровенных и недвусмысленных выражениях выразил свою поддержку действиям российских военных в Сирии – и тут же огрёб уголовное дело по 282-й статье УК РФ. Не исключаю, что я стал первым человеком в истории России, которого потащили в суд за поддержку решений Путина. И это, конечно же, выглядит диковато и абсурдно, но речь не о том. Если бы мне захотелось думать, что я первый такой везунчик в Отечестве, то это не так. Прецеденты случались и до меня.

Жил, к примеру, 110 лет назад, в столичном городе Петербурге, молодой приват-доцент с редкой еврейской фамилией Тарле (ударение на первый слог, как сам он любил уточнить). Как и многие его сокурсники по Киевскому университету – Сергий Булгаков, Николай Бердяев, Анатолий Луначарский – он с юношества увлекался всевозможным марксизмом, посещал подпольные кружки, ходил в народ, клеймил царскую власть. Что не помешало ему защитить диссертацию, получить степень, печататься и преподавать в государственных учебных заведениях (хотя многих его коллег за куда меньшие проявления свободомыслия увольняли, отчисляли, ссылали в Сибирь и выдворяли из столиц). Тарле за свой подпольный марксизм тоже время от времени подвергался санкциям, но его карьере они в конечном счёте не вредили. Возможно, благодаря заступничеству вдовы Достоевского и других высоких покровителей. В общем, как выше уже сказано, жил он в столице, и преподавание в государственных университетах не было ему запрещено.

17 октября 1905 года царь Николай II издал известный “Манифест об усовершенствовании государственного порядка”. И приват-доцент Тарле, при всех своих претензиях к власти, горячо поддержал это высочайшее решение. 18 октября у здания Технологического института в Петербурге состоялся многотысячный митинг в поддержку новой политики, объявленной царём. Вышла та самая интеллигенция, которая всю дорогу посещала подпольные кружки, читала запрещённую литературу, ходила в народ и критиковала самодержавие. Вышла публично поддержать власть, когда она приняла, наконец, правильное решение (по крайней мере, так им тогда казалось). Пришёл к Технологическому институту и приват-доцент Тарле.

Полиция со всех сторон окружила митингующих, перекрыла им все пути отступления, а потом на толпу интеллигенции, вышедшей выразить поддержку царю, набросились конные жандармы. Они без разбору лупили собравшихся палашами по головам. Будущему академику Тарле досталось неслабо: ему срубили кожу на голове, и крови было столько, что репортёры, присутствовавшие при событии, успели даже сообщить, что он зарублен насмерть.

К счастью для советской исторической науки, от ранения историк оправился. Вдова Достоевского навещала его в больнице, откуда он вскоре выписался. Впереди его ждали ещё полвека яркой научной карьеры, преподавания, писательства, гонений и признания, почёта и репрессий. Я тут не пытаюсь пересказать его биографию, мне просто очень понравился эпизод: первый раз в жизни вышел человек поддержать власть – и тут же огрёб от неё шашкой по голове.

Ой, не шейте вы, евреи, ливреи…

О путче я услышал утром 19 августа 1991 года, по пути из Иерусалима на работу в тель-авивскую редакцию газеты “Маарив”.

И подумал: ну, вот и закончилось самая короткая оттепель в истории СССР.

Долго я теперь не увижу Москвы, и друзей моих московских в Израиль нескоро ещё отпустят.

Было такое довольно твёрдое у меня ощущение, что любая попытка на месте СССР построить что-нибудь относительно европейское, с человеческим лицом – без цензуры, запрета на профессии, без диктата однопартийной номенклатуры, без стукачей и засилья спецслужб, без железного занавеса и политруков, без постоянного страха человека перед государством, – это ненадолго. Поэтому я в своё время отсюда и уехал.