Феликс Медведев - После России

Часы моего общения в Нью-Йорке с Виктором Уриным не забудутся никогда. Это действительно человек-Везувий: максимум эмоций и информации о поэзии, о поэтах в минимум времени, яркость, парадоксальность, неожиданность суждений, страстность и темперамент, которым невозможно не восхищаться. И во всем этом безумная преданность поэзии, главному делу всей жизни. Еще раз вспоминаю о том, как высоко ценили и стихи Урина, и его человеческие качества такие разные люди, как Анна Ахматова и Сергей Городецкий, Виктор Шкловский и Ирина Одоевцева, Назым Хикмет и Пабло Неруда, Эрнст Неизвестный и Андрей Вознесенский… Я мог бы продолжать и продолжать. В эмиграции Виктор Урин действительно не сгинул, не пропал, он стал, символически говоря, чуть ли не центром мировой поэзии. Да, да, это серьезно! То, что делает Урин по обьединению поэтов разных стран и континентов, уникально: организация фестивалей мировой и (отдельно) русской поэзии в Чикаго, в Нью-Йорке, в разных столицах мира, переписка с поэтами, формирование библиотеки «Глобуса поэзии», пестование молодых дарований. Стихи одного из его учеников Влада Толмачева я привез в Москву, и они опубликованы.

Виктор Аркадьевич провожал меня в аэропорт имени Кеннеди и всю дорогу говорил, говорил, говорил. Его волновало, помнят ли его на родине, как живут его друзья, поэты-фронтовики, расспрашивал о каждом в отдельности, рассуждал о том, что будет с литературой, если сорвется перестройка. Его рассказы о своей судьбе потрясающи. Чего стоит новелла о том, почему своего сына, который живет в Москве, он назвал Сенгором — в честь своего друга президента Сенегала Леопольда Седара Сенгора. Или о том, как на автомобиле еще в пятидесятые годы журналистом он объездил всю страну от Москвы до Владивостока и до Кара-Кумов, о чем в свое время много писали газеты. Или о том, как в Сеуле вместе с Андреем Вознесенским он получал «Гран-при» Всемирного научного института мировой поэзии.

В Америке поэт выпустил много книг и трехтомное собрание сочинений, его книги хранятся в крупнейших библиотеках США, его имя известно и почитаемо. И вот я думаю: неужели не стыдно тем литераторам, которые спровоцировали его на то резкое заявление об «ильинчевании» в Союзе писателей СССР. Ведь, как он сам признается, ему не хотелось уезжать, его как бы подталкивали к этому те чиновники от литературы, которые должны были выслуживаться перед высоким начальством. Как горько было слушать его признания о той поре: «Яхотел помириться. Я ждал, что те, кто меня обидел, сделают в мою сторону добрые шаги. Но они молчали».

Хочется добавить: они молчат и сегодня. И будут еще долго молчать. Им нет смысла открывать рот, говорить правду, оправдываться. Они ждут изменения погоды, остановки «паровоза перестройки». Им на все наплевать. Наплевать ими на судьбу поэта-фронтовика, ныне гражданина Соединенных Штатов Америки Виктора Урина, далеко не худшего из тех, кого вынудили покинуть родину.

Январь 1991 г.

Эрнст Неизвестный в Москве…

Крохотный кинозал на улице Чехова… Дюжина, другая приглашенных. В полутьме различаю знакомые лица: Евтушенко. Карякин, Адамович… На экране — застывшее изображение какой-то необычной скульптуры. Вот-вот застрекочет проектор, и зрители увидят нечто невероятное.

Но вот в зал вошел виновник этого собрания.И сразу же воцарилась деловая атмосфера. Неизвестный приглашает к обсуждению проекта памятника-мемориала погибшим в годы сталинских репрессий.

Идет открытый, смелый, конкретный разговор. Обсуждают все до мелочей: в каком городе, где будет поставлен памятник, из какого материала сооружен и сколько будет стоить. Автор монумента слушает друзей, единомышленников, журналистов, горячо, заинтересованно обсуждает пожелания. Он объясняет, он витийствует: о монументальном искусстве, о традиции и новаторстве, вспоминает себя в прошлом, соглашается с оппонентами или яростно отвергает чье-то мнение. Два часа пролетели, как одно мгновение…

Эрнст Неизвестный в Доме культуры МГУ. Актовый зал заполнен до предела. Заняты балконы, бельэтаж, проходы. Тьма экурналистов, кино- и телеоператоров. Даже Александр 'Тихомиров из программы «Время» стоит в очереди со своими вопросами. Медвежьей походкой из-за кулис грузно выходит человек.

— Это правда, что вы пытались покончить с собой?

— Да, я бывал на Украине, я там воевал на Втором Украинском фронте.

— К сожалению, я не смогу прийти в гости к мнитов-дам. Завтра улетаю на Тайвань. Встретимся в следующий раз…

…Эрнст Неизвестный в Нью-Йорке.

— Мой адрес: Сохо, Гран-стрит, 81. Это дантаун. на юге Манхэттена. На двери надпись: «Эрнст студио». Только сегодня я не смогу вас принять, очень занят. Завтра? Завтра тоже нет, у меня будут люди из Белого дома. Да это надолго. Давайте послезавтра. Только непременно позвоните. Мало ли что.

Телефонные переговоры, реплики на ходу, уточнения о встрече, все в суете и спешке. Долгого, обстоятельного разговора, которого я желал, ни в Москве, ни в Нью-Йорке у меня не вышло. Тогда я и воспользовался магнитофонными записями встреч и пресс-конференций знаменитого скульптора современности Эрнста Йеизвестного. Вопросы были самые разные от серьезных, глубоких до банальных. Присутствуя на этих встречах, я тоже посылал свои записки с вопросами.

— Вы живете в США уже много лет. Москву вы сменили на Нью-Йорк. Расскажите об этом городе. И еще: ваше место в современной американской культуре, каким оно видится вам?

— Образование американской культуры — это не геологическое образование породы, это землетрясение, смешавшее самые глубинные пласты палеолита с супермодными пластиками. Нью-Йорк — наиболее характерный кусок этой цивилизации, хотя во многом и особый. Человек, оказавшийся первый раз в Нью-Йорке, поражается сочетанием чудовищного во всем параболизма, даже в одежде, в манерах, в бытовом, каждодневном. Нью-Йорк — это варящийся суп, в котором замешены все продукты мира и каждый день добавляются новые, а он все кипит и кипит. Я художник старомодный, это все чушь, что меня считают модернистом, я архаик с модерновым уклоном, и меня при этом поражают самые разные архетипы американской, нью-йоркской культурной, художественной жизни. Диснея я сравниваю с Шекспиром, поп-культура настолько многогранна, что о ней можно рассказывать бесконечно. Становление Америки породило уникальное национальное сочетание, например, пуританизма и негритянской музыки. Спиричуэлз и джаз, опоясав мир, породили теперешнюю рок-культуру. Например, мебель отчасти порождена минимализмом. Каллиграфическое влияние философии Дзен вызвало к жизни мистическую школу Тоби, предвосхитившую абстрактный экспрессионизм и многие мистические движения в современной культуре. Американская культура очень множественна.