Феликс Медведев - После России

— Можете вы рассказать поподробнее — вот как вы ехали в Германию, как устроились, много ли было с вами русских? Как к вам относились немцы-хозяева?

— Вы знаете, некоторые говорят, что было плохо. Ну конечно, везли нас в товарных вагонах, кушать давали немного. Но когда мы приехали на место, то я имела счастье попасть на такую фабрику, где нетяжело было работать. Конечно, некоторые русские сопротивлялись, не хотели работать на чужого.

— Может быть, заставляли что-нибудь делать непосильное, тяжелое слишком?

— Вот этого я уже не знаю. Я в крестьянках не работала. Мне, правда, помогало, что я немножко немецкий язык знала со школы. И могла объясняться. А кто совсем не знал, тому было хуже. А жили мы в общежитиях. В моей комнате было семнадцать человек. Из Чехословакии, из Румынии…

— Кто вас освободил — американцы?

— Американцы.

— Как они отнеслись к русским во время освобожден ния?

— Я вскорости уехала оттуда, но там было что-то непонятное. Американцы говорили, что мы должны ехать на родину.

— Перед концом войны немцы не пытались что-нибудь сделать с русскими рабочими?

— Нет. Ничего плохого. Отношение было доброжелательное, хорошее.

Помню другое: мне в руки попала листовка, на ней изображен советский танк и танкисты встречают девушку, угнанную в Германию. Она разрывает цепи, и все это с улыбкой, с радостью. Ну а когда потом русские стали нас ловить, я все вспомнила об этой листовке.

— Чем вы занимаетесь? Какая у вас профессия, ремесло?

— Долгое время я ничего не делала, потому что у меня мальчик родился и не на кого было его оставить. После войны было мало детских садиков, принимали детей только тех, кто на работу устроился. Я не имела, можно сказать, никакой профессии. Вот и сидела дома. Только потом уже, позже, когда вырос сын, пошла работать.

— А судьба сына? Что с ним?

— А он выучился, здесь живет, женился.

— Чем занимается?

— Он по химии.

— Дома вы говорите по-русски?

— С мужем по-русски.

— А с сыном?

— И с сыном тоже.

— А как к вам, к русским, относилось местное население?

— Хорошо.

— На протяжении всего времени?

— На протяжении всего времени хорошо относились.

— Ну а вот были какие-то полосы, когда было плохое отношение? Мне, к примеру, рассказывали, что, когда мы сбили южнокорейский самолет, к русским, во всяком случае в США, стали плохо относиться. Здесь было таков?

— Могу только одно сказать: со мной хорошо обращались.

— А если вспомнить события 1956 года в Венгрии или 1968-го в Чехословакии. Тогда не было антирусских настроений?

— Не было. Я не ощущала.

— А с мужем ваши политические чувства совпадают, или у него другое восприятие событий?

— Мой муж пять лет был в России. А вышло так. Отец его был безработным. Как-то он вычитал в газете, что в Россию идет набор специалистов по колбасному делу. Он и завербовался. Уехал в Сибирь, устроился на работу, получил квартиру.

— В каком же это было году?

— В 1937 году. Он вскорости стал начальником цеха, и ему предложили остаться в Советском Союзе и подданство принять. Но он не хотел: видел много несправедливостей в России. Он получал продукты и одежду из закрытого распределителя, а остальные люди жили очень скромно. Он говорил, что так не должно быть. И он вернулся в Австрию.

— А как к нему относились немцы, если он в военное время вернулся из России? Они доверяли ему?

— Нет, не доверяли. На передовую его не допускали. Не доверяли. Он был поваром.

— Скажите, какое у вас образование. Сколько классов вы кончили?

— Восемь классов. Уже многое забыла.

— Из полукультурной обстановки вы попали, будем считать, в культурную Европу, в Австрию. Не возникало ли у вас желание поступить в институт, немножко образоваться?

— Конечно, было. Но как это сделать? Семья, ребенок. А главное — десять лет русская армия стояла здесь, и мы боялись открыться.

— Когда вы приезжаете на родину, о чем вас расспрашивают, чем интересуются?

— Расспрашивали в первое время в 1961-м году. Сколько стоит то, сколько это, туфли, чулки, сахар, хлеб. А потом уже не расспрашивали.

— Когда вы приезжаете на родину, вы не замечаете слежку за вами? Повышенный, к вам интерес?

— Один раз было так, например. В поезде я ехала, и в вагоне сидел мужчина, который меня все расспрашивал. Я ничего особенного не подумала. А потом, когда он встал и ушел, пришел другой и опять почти о том же самом стал расспрашивать. Я и засомневалась.

Но я ничего не 'боялась. Ведь я никакого преступления не сделала ни здесь, ни в России, мне нечего бояться. Пусть следят сколько хотят.

— Вы встречаетесь здесь с русскими людьми?

— Когда я наблюдала жизнь эмигрантов из других стран, я видела, как они между собой были дружны. Помогали друг другу, и, если кто-нибудь заболевал, совершенно чужая женщина или мужчина приходили с гостинцами в госпиталь. Это меня очень удивляло. А мы, наша советская генерация, этого не знаем. Мы боимся друг друга.

— И сейчас?

— И сейчас. Мы сходимся, поздороваемся, и больше между нами контакта нет. Какие-то странные люди. Все друг на друга искоса смотрят. Контакта между нами почти нет.

— А с чем это связано?

— С чем связано? Друг друга подозревают в шпионаже. Этот шпион, этот шпион, этот шпион… Сейчас я мало где бываю. А раньше было так.

— Как вы живете сейчас в материальном смысле?

— У меня государственная квартира, две комнаты, кухня. Нам этого достаточно. Не голодаем, не холодаем. Пенсии хватает.

— Бывали ли вы еще в другой стране, кроме России, Германии и Австрии?

— Была в Испании туристкой. И что меня удивило. Когда я еду в Россию, такие тщательные проверки, такие тщательные — то на паспорт смотрят, то на фотографию, то на тебя. Прямо страшно. А в Испании — будочка, где сидит тот, который паспорта проверяет, возле него мальчик, и он ему показывает книгу, видно, мальчик ходит в первый класс, А, Б, С, а мы идем мимо, раскрыли паспорт, и он нам показывает — проходите, мол, проходите, проходите. И не смотрит даже на паспорт. А я вспомнила, что в России все не так.

— Когда вы идете по улице и слышите русскую речь, вы подходите к этому человеку, или, наоборот, вы с кем-то по-русски говорили, кто-то подходил к вам, останавливался?

— Я это делала один раз. Во времена Хрущева это было. Тогда сюда автобусами приезжали из России туристы. И вот идет один раз группа туристов, я подошла, слышу русскую речь. Меня очень заинтересовало, и я заговорила с ними. А они мне в ответ говорят, что ж это у вас в магазинах вроде бы все есть, но покупательская способность очень маленькая. Почему, говорю, маленькая? Да потому, говорят, что приходит женщина и просит сто граммов колбасы, а у нас килограммами покупают. Они даже не могли понять, как это купить на ужин сто граммов свежей колбасы.