Феликс Медведев - После России

Присутствовавшие на приеме академики наперебой рассказывали о том, как они сразу открыли в Труайя большой талант. Первенство здесь осталось за Андре Моруа, ведь именно его дочь принесла из лицея рассказ своего одноклассника Тарасова. Рассказ так понравился отцу, что он сразу же рекомендовал его для печати.

Сегодня только перечисление произведений Анри Труайя заняло бы целую тетрадь. Лев Тарасов, сын армянина и русской, покинувших Россию сразу же после революции, становится членом одной из самых престижных академий мира, членом академии «Бессмертных».

Не знаю, может, он и не принял бы меня, если бы не рекомендация Т. И. Лещенко-Сухомлиной, одной из самых знаменитых женщин нашего времени. Татьяна Ивановна с давних пор вела дружбу с родственниками Льва Тарасова. И хотя писатель хорошо говорит по-русски, он пожелал, чтобы при беседе была переводчица, ибо, как он заметил, ему хотелось бы на некоторые наиболее принципиальные для него вопросы отвечать по-французски. И Татьяна Ивановна, которая тоже в эти дни находилась в Париже, согласилась быть моей переводчицей.

Квартира Труайя для меня — родная стихия: кругом книги, книги, книги. Толстенные фолианты французских классиков, редчайшие библиофильские издания. Роскошные французские переплеты, кожа, муар. Отдельно высятся стопки только что вышедшего романа о Мопассане самого хозяина.

В доме восемнадцатого века в самом центре Парижа он живет почти тридцать лет. Мемориальная доска извещает, что в этом доме родился Эдуард Мане. Спрашиваю, не видится ли ему собственная мемориальная доска на фасаде. Шутка плосковатая, но Лев Асланович, не сердясь на меня, отшучивается: «Я хочу еще пожить на этом свете». Хотя, впрочем, вечность Анри Труайя уже обеспечена, ведь он член академии «Бессмертных».

На дорогом столе в маленьком предкабинете лежит огромный том — Высочайше утвержденное его Императорским Величеством «Положение о крестьянах, вышедших из крепостной зависимости» с автографом царя Александра И (освободителя).

— На аукционе! — спросил я хозяина.

— Нет, подарок читателя. Что вам еще показать? Вот эта кружка раздавалась на Ходынке, помните, каждому, кто пришел на торжество коронации Николая II в Москве. Я нашел ее здесь, на толкучке. Маленькая частица истории России.

Некоторые из тех, кому я говорил об Анри Труайя, выражали скептическое отношение к его творчеству. Дескать, ничего нового он в литературу не внес, ни во французскую, ни тем более в русскую. Это несправедливо: в России имя Анри Труайя особенно лет пятнадцать — двадцать назад было весьма популярным, среди читателей. Знают его и сегодня, но издается он, к сожалению, весьма редко. Первого ноября 1991 года ему исполнится восемьдесят лет.

— Как часто бывают у вас гости из России, журналисты, писатели?

— Гости бывают крайне редко. А журналисты? Пожалуй, вы первый журналист, которому я даю интервью.

— Вы знакомы с кем-либо из русских писателей?

— Нет, ни с кем. Я даже французских писателей знаю мало. Живу, как медведь у себя в берлоге. Никого не вижу, сижу, работаю.

— Выходит, что вся ваша жизнь — это работа, творчество дома за столом. А общественная жизнь, контакты с коллегами?

— Каждый четверг я бываю во Французской академии. И кроме этих визитов, пожалуй, ничего больше. Никуда не выхожу, стараюсь вести очень спокойную и одинокую жизнь. Ну конечно, у меня есть семья, близкие друзья.

— А что такое заседания Французской академии? Как они проходят?

— Заседания длятся недолго, часа полтора-два. Обсуждают вопросы, касающиеся языка, литературы. Сейчас, например, готовится новое издание словаря французского языка, ибо последнее вышло в тридцатом году.

— Интересно, что вы, человек, говорящий по-русски, участвуете в комиссии по канонизации языка французского. Вы владеете им в совершенстве?

— Да, считаю, что да. По-русски труднее изъясняться, у меня мало практики. С тех пор, как скончались родители, мне не с кем разговаривать. Лишь изредка я говорю по-русски с братом.

— А когда скончались ваши родители?

— Отец в шестьдесят седьмом, мать тремя годами раньше. Они не давали мне возможности забыть русский. Да как же иначе, ведь я написал несколько биографий русских писателей Все документы я читал по-русски. Французскому меня научила гувернантка-швейцарка, и я начал говорить одновременно на двух языках.

— Вы. стали членом академии «Бессмертных». Как это случилось, когда?

— В то время мне было уже сорок девять лет, хотя я считался очень молодым академиком. Мой первый роман опубликован в 1935 году, и три года спустя я получил Гонкуровскую премию. После этого я написал роман, несколько биографий, и многие академики советовали мне представиться на кресло покойного Клода Фаррера. Подталкивали Мориак, Моруа, Жулиа, самые великие писатели того времени.

— От такого соблазна нельзя было отказываться?

— Меня выбрали сразу. Было это в 1959 году.

— Иосиф Бродский мне рассказывал, как выбирают в лауреаты Нобелевской премии, но любопытно, как становятся членом самой знаменитой Французской академии?

— Все довольно просто. Вы сидите у себя дома и ждете телефонного звонка. В зале заседаний идет голосование, и вдруг вам телефонируют, что вас избрали. Сейчас же с поздравлениями к вам приезжают все академики. друзья, а потом, через несколько месяцев происходит публичное чествование, произносится речь по поводу того, кого вы должны заместить. А вам отвечает другой академик. Мое слово было о Клоде Фаррере. Участники церемонии облачаются в специальные костюмы темно-синего цвета с вышивкой зеленым. Мне преподнесли специально изготовленную шпагу, которая входит в гардероб академика. Но русские друзья подарили другую шпагу, которую я не ношу, эта шпага камердинера времен Николая I.

— Сколько книг написано вами за всю жизнь?

— Около семидесяти томов, романы, биографии, эссе.

— Это много или мало?

— Слишком много.

— Но ведь это приносит вам удовлетворение, потому что вы много работаете?

— Да. это так. Вся моя жизнь — работа. И вы знаете, пишу я довольно легко, но самое приятное время — это время мечты. Когда ты задумываешь книгу и готовишься к ней.

— А какая ваша книга дольше всего вынашивалась, не воплощалась на бумаге?

— Трудно ответить. Пожалуй, трехтомный роман «Пока стоит земля», действие которого начинается в России 80-х годов XIX века и кончается во Франции в 1939 году: это история одной семьи в России, которая покинула ее в семнадцатом году и устроилась во Франции.

«…На каждого русского читателя сильное и незабываемое впечатление производят три увесистых тома «Пока земля стоит» и пятитомный роман «Посевы и жатвы». Начинается эта хроника с описания жизни его предков на Кавказе и доводится до параллельной истории двух семейств, одной чисто французской, а другой — армянорусской, которым пришлось впоследствии соединить браком свои судьбы.