Станислав Симонов - Как выжить в современной тюрьме. Книга вторая. Пять литров крови. По каплям

С шутками и прибаутками вроде «за хорошее зрение — денежная премия», «игра Раисы Горбачевой и Аллы Пугачевой» он пристроил три стакана от запариков на бетонный пол, закинул в один из них поролоновый шарик и стал играть в наперстки. Поразительно не то, что за его манипуляциями следила вся камера, это как раз нормально, а что зеки, уже получившие срок, а некоторые отсидевшие в тюрьме, втянулись в игру и, конечно, проигрывали. Все-таки феномен Ивана-дурака неистребим. Воздух у нас такой, что ли, или вода? Смешно, но тот же наперсточник, оказавшийся в схожей по характеру ситуации, поведет себя точно так же.

Рассказывал один местный:

— Двое попадают в страшную аварию. Водитель-мужчина и женщина на кресле пассажира с полной трехлитровой банкой молока. Машину выбрасывает в кювет, ее крутит, бьет, корежит. Шофер и женщина живы. Мало того, абсолютно целы, ни царапины. Мало того, банка с молоком в руке не разбилась.

Пауза.

— Стоило женщине пошевелиться, как банка лопается, окатывая ее молоком.

На дальняке всегда висят сеансы. И всегда находится кто-то, кто прижигает сигаретой или царапает интимные места дам на фотографиях. В семье не без маньяка. Маньяки среди нас! Они хитры и скрытны.

Был такой концерн, назывался то ли «Антей», то ли «Атлант», а может, «Ант». Под видом металлолома продавали за границу танки. На втором или третьем составе, прямо на границе, их арестовали. Один из участников взял на себя все. Сел. Сидел на Матроске, на большом спецу, один в хате. Говорят, держал один пять дорог. Одна из них была «большая дорога». Вышел. Друзья ему вернули его долю, но в бизнес уже не взяли. Он и решил открыть свое дело. Взял компаньона. Распределение было такое: он — деньги, компаньон выполняет всю работу. Примерно через год компаньон посчитал так: раз он делает все, ему второй просто не нужен. Подумал и заказал его. Произошло все, как в криминальном кино: расстрел в подъезде, семь пуль в теле, три из которых в голове. Выжил. Оклемался, решил все свои проблемы с компаньоном и открыл свой клуб. От ранений осталась только странная манера: говорил он, практически не разжимая челюстей. Через год умер от туберкулеза. Сгорел сразу.

И вновь баня. Клубы пара. Раздевались и вешали одежду прямо в душевой. Хорошо еще, крючки на стенах были. Над ними — зачем-то пристроенный козырек, вроде как навес от дождя. Я задрал голову и посмотрел на потолок. Прямо надо мной полая труба уходила вверх. Через нее виднелся кусочек неба. Такой местный вариант вентиляции. С трубы прямо в глаз капнула вода — не задирай голову, где не следует!

И безумный запах какой-то химической дряни явно дезинфицирующего свойства. А стены бани украшены сотнями надписей. Тут и просьбы, и попытки найти кого-то. Ничего удивительного, это же пересыльная тюрьма.

Потребляет все: и белый, и винт, и план, и колеса. Говорят, очень любит грибочки. Скажи ему, что говно кайф дает, будет и говно по вене пускать.

Пересыльная тюрьма. На сиденье валяется палка колбасы. Проходит «общий режим». Ее хотят взять с собой. Кто-то кричит: «Пидор трогал!» — руки отдергиваются. Проходит «строгий режим», та же ситуация с той же колбасой: «С какого конца трогал?» После полученного ответа загашенный конец колбасы отламывается и выбрасывается. Идет «особый режим», аналогичная ситуация. Особик неторопливо берет колбасу, засовывает в баул и говорит: «Это еще обосновать надо».

Пересыльная сборка. «Особый режим», полная нищета. Двое решают прикинуться обиженными, чтобы неспешно, не делясь ни с кем, выпить чифиру.

— Братан, подойдут, говори, «обиженные» мы.

Сидят, пьют чифир. Подходит третий особик, присаживается, протягивает руку к фанычу.

— Мы, братан, «обиженные», — сообщают ему.

— Ничего парни, меня тоже на днях обещали отъебать.

В этих двух историях четко отслеживается общая психологическая ситуация на разных режимах содержания.

Вы сало с хлебом едите? А я его как валидол употребляю.

— Дедушка, за что тебя посадили?

— Да за подлянки, внучки.

— Это как?

— Рассказать трудно, показать могу.

— Покажи.

— Точно уверены, что хотите?

— Хотим. Давай, показывай.

— Смотрите.

Дедушка стучит в дверь камеры. Открывается кормушка, и дед шустро опрокидывает в нее мусорное ведро. Из-за двери доносится: «Ну, сволочи, держитесь!» Через пару минут в камеру врывается «резерв». Десять мордоворотов в масках и с дубинками.

— Ты, дедуля, отойди!

Дед отодвигается в сторону, и «резерв» начинает яростно обрабатывать дубинками обитателей камеры.

Дашка. Убогое, грязное, забитое существо, обитающее под шконкой. Говорили, что сел за убийство матери, не дала выпить водки.

Если под шконкой живет несколько опущенных, там постоянная возня и драки. Опущенный с погонялом Машка был пойман на крысятничестве — отпил браги из ведра. Сдал его такой же, как он, опущенный, обитающий рядом. Долго отнекивался, потом сознался. Был бит ногами на прогулке. Машка грязный, весь в пятнах то ли от клопов, то ли чесотка, то ли что-то кожное. Явно немного не в себе. Разговаривает сам с собой, ни к кому не обращаясь, но если задать ему вопросы, охотно на них отвечает. Очень любит говорить о таинственных сторонах жизни: НЛО, призраки, полтергейсты.

Утром старший прапорщик дал слово, что снабдит всех мисками. Мисок, естественно, не дали. Слово офицера. Чего ждать от брянского пожилого явно пьющего прапорщика? Он же забрал последнюю хозяйскую миску. Кончается решительно все. Сигарет осталось пара пачек, чая чуть-чуть, продуктов нет давно. Кормят… Молдаванин заявил, что своих свиней он кормит лучше. Можно было бы не есть совсем, но болит левый бок, по-видимому, это желудок. Боли ощутимые. Вроде бы помогает аллохол.

Прочитал Ефремова, «Таис Афинскую». Раньше как-то руки не доходили до нее. Забавно, очень много подробностей быта и религиозных учений. Мало сюжета. Перегрузил брат Иван свой роман научными подробностями. Все время хотелось сказать автору: вижу-вижу, знаешь тему.

Вспоминаю первого своего сокамерника Макса. Где ты? Что с тобой сталось? Живешь еще или сгинул в серой бесконечной лавине таких же обреченных бедолаг, как ты? Сожрала ли тебя пенитенциарная система или, прожевав, выплюнула на волю, где рано или поздно доконает «лекарство» или друзья по «лекарству», или убьют обстоятельства добычи этого самого «лекарства», или поймаешь передоз и не успеют тебя откачать находящиеся рядом? История жизни Макса похожа на все подобные истории, отличается только подробностями и бесконечно печальным по сути, но предсказуемым результатом.