Станислав Симонов - Как выжить в современной тюрьме. Книга вторая. Пять литров крови. По каплям

В системе каждая вещь, помещение, явление, действие или даже состояние имеет свое название, правильное или нет — неважно. Как неважно это с точки зрения грамотности и стилистики. Это так. Свой мир — свой язык.

Слепая душа.

Парацельс сказал: несовершенное не через какое искусство совершенного не приемлет.

13 февраля. Русская народная игра: кто первый успел написать заявление, тот и терпила.

Этапом дошел до зоны города Клинцы. В автозаке одного «пряника» прихватила эпилепсия. Я сидел с закрытыми глазами и открыл их, лишь когда раздался непонятный, неприятный звериный крик. Стебануло. Затрясло. Мужественные зеки мгновенно смялись, инстинктивно отодвигаясь от бедолаги. На лицах обозначился испуг. Конвой тоже испугался. Автозак остановили. Полуиспуганные любопытные взгляды из-за решетки.

Братан начал приходить в себя.

— Ложку, ложку! — закричал кто-то.

Какая ложка? Откуда она в автозаке?

— Старшой, дай ложку.

— Так у вас же ложки в сумках.

— До сумок не добраться.

И действительно, где там искать? В темноте, в тесноте, а этого бедолагу продолжает колотить. Наконец замер. Заснул, что ли, или отключился? Успокоился. И тут у больного начался кашель. На нас обрушился фонтан эпилептической слизи.

Сначала вежливо:

— Братан, прикройся.

Затем все грубее и агрессивнее:

— Да ты че, прикалываешься? Зевало шапкой прикрой.

А он то ли не слышал, то ли не понимал. Блуждающий дикий взгляд и опять надрывный кашель. Я накрылся капюшоном и прикрыл лицо рукавом.

Старшой напуган не меньше нашего.

— Парни, потерпите. Сейчас уже подъедем. Потерпите, пожалуйста. Ну ничего сделать не могу!

И это правда. Он абсолютно бессилен. Даже если начнется пожар, открыть автозак он не имеет права. Отпустит зеков — посадят его.

Наконец и это закончилось. Началась выгрузка.

— Вторая осмотрена. Без замечаний, — донесся голос кого-то из конвоя.

Что осмотрено? Где? Зачем?

Пришла и наша очередь: я с тремя сумками — мучительно, неловко, неудобно. Мне помогают свои же зеки. Хотя хочу сказать, и местный конвой тоже подсоблял, не в пример московскому. Те, гады, даже пальцем не пошевелят.

Столыпин в три яруса. Ажурная решетка. Пепельница со стороны прохода (неслыханная роскошь для тюрьмы). Карман на прозрачных «тормозах». Из Брянска отправили ночью. Очевидно, специально, чтобы не кормить. В дороге положен паек, вот чтобы его не давать, ночью и отправили. Утро. Темно. Клинцы. Зона. Надрывно лают собаки. Большое бездонное небо. Звезды. Вокруг — масса каких-то темных заборов. Угадываются металлические ограждения, поверх которых сетка. Натуральный лабиринт из заборов. Морозный воздух, изо рта идет пар.

Карантин. Прежде чем пустить зека в зону, его несколько дней выдерживают в специальном отстойнике с медицинским названием «карантин». Никогда не думал, что буду спать на книжной полке. Довелось. Карантин — это бывший БУР (барак усиленного режима). Как это выглядит: зашли в мрачное, древнее, раздолбанное помещение. Коридор с комнатами по обе стороны. В конце коридора — вечно закрытая дверь неизвестного назначения. Перед ней — некое подобие тамбура, холл слева и чудовищного вида туалет с дикими самотечными писсуарами. Перед писсуарами — место, где раньше предполагались краны для умывания. Предполагались — потому что краны не работали. Далее — место для отправления большой нужды. Все загажено до предела, старое и ветхое. Только из одного крана вытекает тонкая струйка воды толщиной со спичку. Вода течет день и ночь, закрыть кран невозможно. Чтобы набрать литр жидкости, нужно ждать не менее десяти минут. Вокруг черные, закопченные временем стены. Тускло светят две лампочки, накрытые металлическими сетчатыми пирамидообразными каркасами. Почему плафоны такой формы, понять невозможно. И тут же — вторая дверь для выхода в прогулочный дворик. Собственно, в этот дворик выходят три двери с жутко старыми и разбитыми решетками, на них же присутствуют остатки древних замков. В этом дворике когда-то прогуливались содержащиеся в БУРе. Пространства, ведущие к дворикам — без крыши, но с металлической сеткой и решеткой, а сами дворики — с глухой крышей. Связь с открытым воздухом — только через решетчатую дверь. В другом конце коридора — двери, ведущие в каптерку, душ и другие технические помещения непонятного назначения.

Постоянные обитатели этого карантина — два огромных кота. Они слабо, но все же украшают это диковатое пространство. Из официального — несколько стендов на стенах, сообщающие зеку, что ему можно, что нельзя и куда следует писать заявление в случае необходимости.

Решил я принять душ. В страшном на вид душе из трех леек работала только одна. Это было понятно по слабо сочившемуся кипятку. В таком душе мыться невозможно: дикая грязь под ногами, скользкая гадость на стенах, ни крючков, ни сидений даже не предполагалось. Вопрос, куда положить мыло или повесить мочалку, не стоял. Эти места отсутствовали. В нормальной ситуации в таком душе даже не уважающий себя бомж отказался бы мыться. Но деваться было некуда, тем более я не бомж, а зек. Самое неприятное, что сочившаяся из лейки вода представляла собой реальный крутой кипяток. Идея была такая: раз стоять под этим кипятком невозможно, следует мочить под кипятком мочалку, немного выждать, пока она остынет, намылить ее и, подождав, пока остынет кипяток, мылить все тело. Затем в обратной последовательности: мочить мочалку, ждать, пока остынет вода, и удалять с себя мыльную пену.

Разделся в предбаннике, повесил свою нехитрую одежду на единственный гвоздь и прямо в тапочках вошел в душ. Как только я приступил к намеченной операции, в душе нарисовалось еще три этапника. Помыться хотелось всем, но струйка кипятка была одна, и та крайне тонкая. Итого, восемь рук на одну струйку, а еще нужно подождать, пока кипяток остынет. Пристроились. Протянули руки, и тут погас свет. Где-то что-то перегорело. Восемь рук, грязь такая, что не сесть, не положить что-либо невозможно, плюс полная темнота. Пристроились. Помылись.

Вернулись в камеры и решили перекусить. Заварили запарики, разделили хлеб, приступили. И тут с потолка полилась горячая вода. Прорвало трубу отопления. Отопление, естественно, выключили. На улице — минус десять, температура в камере медленно стала приближаться к уличной. Простое желание попить горячий чай. Я заварил чай в пластиковый стакан и накрыл его тарелкой, ну, чтобы он быстрее заварился. Встаю, поднимаю тарелку, а стакана под ней нет. В голове что-то щелкнуло: как это? Стакан же был. Запахло шизофренией. Ситуация прояснилась быстро: горячий стакан приклеился к дну тарелки.

Вскоре выяснилось, что раскаленная мочалка во время душа сняла с моего носа верхний слой кожи. Ободранный нос покрылся коркой. Так, с ободранным носом я и поднялся в зону.