Михаил Колесников - Все ураганы в лицо

О походе в Туркестан мечтает и Михаил Васильевич. Там создана своя Красная Армия. Но она тоже в кольце. Оттуда прорвалось несколько полков. Из них Михаил Васильевич предложил создать Туркестанскую армию. Совсем недавно эту армию подчинили ему, он стал командующим Южной группой. Эта группа должна закончить ликвидацию белоказачьей армии, очистить полностью Уральскую и Оренбургскую области и двинуться на Туркестан.

Фрунзе очень часто думал о своей матери, Мавре Ефимовне, которая находится там, в Туркестане. Там и сестры. Бедная, бедная мама… С тех пор как пятнадцать лет назад он уехал из Верного в Петербург, они так и не виделись. Тогда было всего девятнадцать, а сейчас — тридцать четыре! Старик. Седые волосы появились… Не виделись, не встречались… Уж очень было спрессовано время. Три революции, тюрьма, каторга, ссылка, побег, фронт — и ни одной минуты передышки. Все пятнадцать лет в каком-то дьявольском колесе…

Прости, мама. Прости сыну. Жизнь была слишком жестокой… Но сколько бы ни прошло лет, у каждого только одна мать, и это всегда несешь в себе, где бы ты ни был, в кандалах или под свинцовым дождем.

Он отправил в Туркестанский Центральный исполнительный комитет радиограмму:

«Волей Рабоче-Крестьянского правительства Российской Республики я назначен командующим армиями Южной группы Восточного фронта, включающими и туркестанские войска. В ближайшем будущем войска прибудут на помощь героям-бойцам Туркестана, доселе не опустившим Красного флага и отбившим все яростные нападки врагов. Я приветствую в вашем лице трудящиеся массы всех народностей Туркестана. Прошу передать мой особый привет трудовому населению моей родины — Семиречья и моего родного города Пишпека. Как уроженец Туркестана, приложу все усилия к тому, чтобы желанная помощь пришла к вам как можно скорее. С социалистическим приветом! Фрунзе».

Мечта казалась легко осуществимой. Он тщательно разработал план наступления, командующий фронтом план одобрил. Большие надежды возлагал Михаил Васильевич на Чапаева.

Фрунзе бросил Южную группу в наступление.

На Туркестан!

Отдохнувшие, хорошо отмобилизованные войска хлынули в уральские и оренбургские степи, смяли, обратили в бегство противника. За несколько дней враг был отброшен на сто двадцать километров к югу от Уральска. Чапаев взял станцию Сломихинскую. Огромные трофеи, пушки и пулеметы, захваченные у врага… Это был шквал, это был смерч. Наконец взят Лбищенск, штаб белоказачьей армии.

Фрунзе всегда в авангарде. Его воля движет всю эту людскую массу, эскадроны, полки, пушки, застревающие в мокром снегу и непролазной грязи. Каменев телеграфировал:

«Работа вашей армии превзошла все ожидания — единственная светлая страница нынешних дней фронта».

И выслал ордена Красного Знамени для наград отличившихся. Фрунзе сам прикрепил к груди Плясункова орден.

А через несколько дней командующий фронтом вызвал Фрунзе к прямому проводу:

— Наступление приостановить. Немедленно явиться в штаб фронта!

Михаил Васильевич знал, что случилось: еще в начале марта Колчак всеми своими армиями перешел в наступление. Сибирская армия генерала Гайды потеснила на севере наши Третью и Пятую армии. Они отступают к Вятке. Неужели дела так плохи?

Почему нужно приостанавливать наступление здесь, на правом фланге фронта?

Михаил Васильевич выехал в Симбирск, к Каменеву.

…В одном из этих деревянных домов Симбирска родился Ленин. В каком?.. Фрунзе показали двухэтажный в пять окон с фасада дом на Стрелецкой улице. Обыкновенный дом под железной крышей. Флигелек…

Михаил Васильевич стоял на Венце. Обрыв над Волгой. Бой часов Васильевской церкви. А за рекой — степи в весеннем мареве.

Отсюда начался жизненный путь Ильича. Отсюда начинается что-то необыкновенное, огромное в жизни Михаила Фрунзе…

Как ни привык он к поворотам судьбы, то, что произошло полчаса назад в штабе фронта, ошеломило его.

Сергей Сергеевич Каменев. Пожелтевший от бессонных ночей, глаза воспалены, рыжие усы опущены.

Беспрестанно вбегали работники штаба, военспецы, телеграфисты. На столе — гора сводок, телеграмм. Каменев устало сказал:

— Все ваши ходатайства удовлетворены: Куйбышев назначен членом реввоенсовета Южной группы. Авксентьевский и Любимов отозваны сюда из Иваново-Вознесенска. Обстановку знаете?

— Знаю. Пятая сдала Уфу. Я до сих пор так и не могу взять в толк, изменилась ли оперативная задача Южной группы? Куда нам базироваться: на Туркестан или на Волгу?

— А вы как думаете?

— Мне кажется, что вы уже решили этот вопрос, приостановив своим приказом наступление. Южная группа должна действовать против главной группировки колчаковских войск, обязана помочь Пятой армии.

— Да, Колчак нащупал слабое место. Пятая армия в исключительно тяжелом положении. В исключительно тяжелом! Уфа, Стерлитамак, Белебей, Бугульма — все отдали! Да и не мудрено: у генерала Ханжина пятьдесят тысяч штыков и сабель, и наши десять тысяч не устояли… Ханжин рвется в Самару. Троцкий разработал план, согласно которому, в целях сохранения живой силы, нужно отвести войска нашего фронта за Волгу.

Михаил Васильевич не поверил собственным ушам.

— Сдать Самару, Оренбург, Казань? Отдать хлеб, самую крупную водную рокадную линию сообщения?

— Выходит, так.

— Это же предательство, прямое предательство! Самару мы не можем отдать, не имеем права. Колчак потеснил нас. Что из того? Почему мы должны бежать без оглядки? Поступать так — значит подыгрывать Колчаку. Выход Колчака на рубеж Средней Волги будет означать стратегический прорыв Восточного фронта. Противник получит выгодное исходное положение для вторжения в глубь Республики по семи железнодорожным магистралям. Или Троцкий хочет, чтобы мы собственными руками открыли Колчаку ворота в Москву? Ничего не могу сказать о других армиях, но Южная группа готова не только к обороне, но и к наступлению.

— Я это знаю. И согласен с вами. Но какие аргументы, помимо названных вами, мы можем выдвинуть против плана Троцкого? Он жмет на Вацетиса, и Вацетис вынужден был с ним согласиться. Так я предполагаю. Таким образом, против нас — председатель Реввоенсовета Республики и главнокомандующий вооруженными силами РСФСР.

Михаил Васильевич пристально посмотрел на Каменева и спросил:

— Скажите откровенно, Сергей Сергеевич, вы доверяете Троцкому?

Каменев пожал плечами.

— Я знаю одно: Троцкий меня не любит. Да и за что любить ему меня? Он всякий раз напоминает мне, что я полковник царской армии и не должен влезать в политику. От вас, мол, требуется одно: командовать. Но ведь Вацетис — тоже офицер старой армии, а ему доверили все вооруженные силы Республики, то есть, находясь на столь высоком посту, он воленс-ноленс обязан заниматься политикой. И как я могу отмахиваться от политических вопросов, когда они неразрывно связаны с каждым шагом на фронте? Ведь я не нанимался к Советской власти, а поклялся служить ей верой и правдой. Меня ведь тот же Колчак с радостью вздернул бы на первой осине. И не за то, что я командую фронтом, а за то, что я служу Советской власти; я сам стал частью этой власти. Вот вы старый большевик. Объясните, как я должен действовать в подобных случаях? Одно скажу: Троцкому я не доверяю. Никакими соображениями нельзя оправдать отвод войск за Волгу. Я ведь — военный человек и кое в чем разбираюсь…