Валентина Сергеева - Князь Димитрий Донской – надежда народа русского

Много на Руси оружейников. Даже в самые трудные времена не гасли кузнечные горны, не забывали своего дела искусные мастера. Знали – не век жить в рабстве. Оружие всегда пригодится!

– Не боись, ребята! – кричит ростовчанин Юрко Сухой. – Я тех басурман видал. Доспех у них лёгкий, и сабли так себе. Стрелять они, конечно, молодцы, да русской кольчуги татарская стрела не пробьёт!

Степан Хрулец, из Москвы, мужик степенный, с бородой в полгруди, осадил Юрка:

– Не хвались, парень! В бою ни разу не был, а хвастаешь. На рать выехать – ещё полдела. Хорошо бы живыми вернуться…

А неугомонный Юрко головой крутит, соседей разглядывает.

– Ишь ты, монахи, а при оружии!

И в самом деле – едут верхом два схимника, статью настоящие богатыри. У одного борода русая, у второго чёрная с проседью. У каждого с собой щит и меч, только вместо кольчуги – монашеская мантия, вместо шлема – клобук.

– А их с князем Дмитрием сам отец Сергий Радонежский отпустил, – говорит москвич Степан. – Ездил князь к преподобному за благословением, вот они и отпросились. Хотят не только молитвами послужить князю, но и мечом.

Всё-то он знает!

– Как звать вас, отцы? – любопытствует Юрко.

– Александр Пересвет, – отвечает русый.

– Родион Ослябя, – говорит темноволосый.

– Откуда будете?

– Ныне из обители преподобного Сергия.

– А в миру-то торговали аль землю пахали?

Улыбнулся Александр Пересвет.

– В миру были бояре брянские.

– Ишь ты, – басит Степан. – Привычные, стало быть, меч-то в руках держать.

А владимирец Сенька рассказал: накануне выступления было в Успенском соборе чудо. Видели, как у гробницы князя Александра Невского сама собой вдруг зажглась свеча, а из алтаря вышли два старца и сказали: «Восстань, Александре, поспеши на помощь правнуку своему, князю Дмитрию». И, как живой, поднялся из гроба князь Александр во всём блеске воинской славы – а потом исчезло видение, словно и не бывало.

Когда войско проходило рязанские земли, некоторые говорили: надо отомстить Олегу за предательство, сжечь и разорить его княжество. Но Дмитрий Иванович велел:

– Ни одного колоска на рязанских полях не троньте!

Узнав о том, крепко задумался Олег Рязанский…

По пути собрал князь воевод на совет.

– Что делать станем, други-соратники? Идти ли нам навстречу Мамаю или, стоя на месте, ждать нападения? Говорите прямо, дум своих не скрывайте.

– Встанем за Доном крепко, – сказал ярославский воевода. – Пусть Мамай сам к нам жалует. А не захочет – что ж, постоит да уйдёт восвояси. Скатертью дорога!

Предложил храбрый белозерский князь:

– Заманим его в ловушку, как на Воже было. Подумает он, что мы отступаем, кинется вдогонку – тут мы и ударим!

А двое братьев Ольгердовичей возразили:

– Мамай-то теперь тоже учёный стал, два раза в одну западню не пойдёт. Да и нам негоже за рекой прятаться. Не отсиживаться мы пришли, а бить Мамая! Неужели напрасно такую рать собрали? Ярослав Мудрый, со Святополком Окаянным воюя, Днепр переплыл. Александр Невский пошёл за реку Неву и шведов победил. Та́к ведь, Дмитрий Иванович? Скажи, княже, и ты своё слово!

Князь Дмитрий не спешил с ответом. А когда заговорил – то веско и вдумчиво.

– Нельзя нам теперь ошибиться. Проиграем, лишимся войска – Мамай сожжёт и разграбит Русь, ещё долго она не оправится. Полагаю я так: на чужую глупость рассчитывать нечего. И время тянуть – тоже. Верно воеводы сказали: не отсиживаться надо, а голову отсечь Орде! А потому велю я перейти Дон и встать, готовясь к битве, на другом берегу. Если литовцы и рязанцы подкрадутся, не даст им река ударить нам в тыл. И наши пусть все видят – отступать некуда.

…Стоит ночь над пологим берегом Дона, клубится туман. Тихо в русском стане. Знают ратники: скоро бой. Разведка прискакала с известием, что совсем близко Мамай со своим войском.

Страшно в последнюю ночь перед битвой… страшно и светло. Сердце замирает – а вдруг убьют? Вдруг эта заря – последняя в жизни? А душой помнишь: если погибнешь, то не зря. Кровью своей приблизишь час освобождения…

Едут в поле двое всадников. То князь Дмитрий и его верный соратник, старый воевода Боброк. Осматривают они место завтрашней битвы – поле, что зовётся Куликовым. Нельзя наобум, не подготовившись, начинать сражение. Всё надобно обдумать – как силы разделить, кого старшим назначить, как расставить полки, чтоб неприятель не обошёл русское войско с боков. На Большой полк должен прийтись главный удар – значит, нужно его с тыла укрепить. У белозерских князей рать невелика – значит, стоять им за протокой, чтоб защитила она их хоть от первого натиска.

– А здесь, – говорит Дмитрий, – в этом леске, встанешь ты, Боброк, с засадным полком. На тебя главная моя надежда. Будут нас гнуть – а ты жди. Будет кровь рекой литься – всё равно жди. Когда увязнут ордынцы в Большом полку, как муха в меду, покажут спину – тогда бей! С тобой поставлю Владимира Серпуховского. Храбр он, но горяч – не дай ему сорваться прежде времени…

Ответил воевода:

– Сделаю, княже, как велишь. Не сомневайся. Хорошо ты рассудил.

Тогда улыбнулся Дмитрий.

– Тебе, Боброк, все приметы ведомы. Скажи – чего нам завтра ждать?

Сошёл Боброк с коня, приложил ухо к земле.

– Слышу – за ордынским станом волки воют, а над нашим лебеди кричат. А ещё слышу – две женщины плачут, по мёртвым убиваются. Одна татарка, а другая русская… Страшный завтра бой будет, княже, много вдов останется.

Князь нахмурился. Спросил сурово:

– Можно ли, Боброк, нам татарских вдов жалеть? Своих хватает…

Твёрдо ответил воевода:

– Можно. Кто к нам с мечом придёт – тот добра не жди! А на неповинного гневаться грешно, Дмитрий Иванович…

Долгим был рассвет утром 8 сентября над Куликовым полем. Отряды, чтобы не заблудиться в тумане, перекликались звуками труб. А когда туман рассеялся, стало видно: стоит напротив, выстроившись, Мамаево войско. Впереди конница, позади пехота. Значит, биться намерены как обычно: сперва засыпать противника тучей стрел, затем пустить всадников, чтоб они проломили с наскоку неприятельские ряды. Следом бросятся пешие воины, будут гнать и добивать бегущих…

Много племён собрал Мамай. Тут и ордынцы, и булгары, и ясы, и черемисы, и даже итальянские наёмники, готовые воевать за того, кто больше заплатит.

Могучий тверич Кузьма-кожемяка, стоя в первых рядах Большого полка, взглянул из-под руки на Мамаеву рать и вздохнул:

– Велика сила… выстоим ли? Ну да Бог поможет…

Рядом с ним ратники чуть расступились – в строй встал ещё один. Рослый, крепкий, глаза ясные, под шлемом тёмные кудри видны. Глянул Кузьма на соседа искоса – «ишь припозднился, проспал, что ли?» – и словно померещилось ему… «На великого князя-то как похож! Бывает же такое…»