Валентина Сергеева - Невский. Главная битва

Страшно им было в ту зиму в Новгороде. Очень уж беспокойно. Стоят, бывало, мальчики у окошка в светлой горнице – не видать ли отца? А за рекой, где люд посадский живёт, что ни день колокол звонит да дымки вьются. Нехорошие дымки, чёрные…

– Что там горит? – спрашивает княжич Александр.

А слуга Яким его успокаивает:

– Это – ничего… Не остереглись, должно быть, сырое полено в печку бросили, вот дым и повалил.

Хмурится Александр.

– Обманываешь ты меня… Отчего колокол звонит, как на пожар?

Молчит Яким, вздыхает… Как мальчикам правду сказать? Ведь и правда – в городе что ни день, то пожар. Как пройдёт слух, что какой-нибудь боярин у себя хлеб прячет, непременно его дом сожгут и разграбят. Озверели люди от голода, помутился в них образ Божий. Ходил Яким с утра по улицам, слышал нехорошее. Кузнец какой-то во всеуслышание кричал:

– Посадить щенят под замок да держать впроголодь! Небось тогда князь поторопится!

Не выдержал Яким.

– Ты какие это слова про княжичей говоришь?

А кузнец как заголосит:

– Держи его! Бей! Ишь, брюхо наел, княжий холоп!

Яким еле ноги унёс.

Поговаривали в Новгороде уже и о том, чтоб в княжеские хоромы вломиться: там, поди, еды много! Какое много… сами княжичи досыта не едят. А отца-то всё нет…

Снова звонит колокол новгородский – заунывно, печально. Опять, наверно, где-нибудь горит.

Вбежал в горницу боярин Феодор, крикнул:

– Беда, княжичи! Спасаться надо!

Не на пожар звонит колокол. Собирает он новгородский люд на вече – значит, на совет. А с того веча бросились новгородцы с оружием грабить боярские дома. От них, мол, всё зло, от богачей проклятых! Сами объедаются, а до остальных им дела нет! Шумят люди, валом валят, один с дубиной, другой с рогатиной, третий с топором. Вот-вот до смертоубийства дойдёт. На боярских дворах слуги вооружаются, ворота запирают. Каждый дом в крепость превратился.

Боярин Феодор слуг торопит:

– Скорей седлайте коней! Да никакого добра не берите, пропадём с ним. Княжичей, княжичей спасайте!

– Братец, страшно мне, – шепчет Александр.

У княжича Фёдора мечик на боку, да что в нём толку? Маленький он, игрушечный.

Прижались мальчики друг к другу, ничего не понимают. Куда бежать? И что такое с людьми сталось? Летом кланялись им новгородцы, глядели весело, а теперь смертью грозят.

И не миновать бы беды, но задул ветер, и разметало мост через реку. Остались противники на разных берегах – новгородский люд на одном, а бояре кремлёвские на другом. Тут слуги верные, Яким и Феодор, схватили княжичей в охапку и, не дожидаясь, пока мост поправят, увезли их из Новгорода от греха подальше.

Вольные были люди новгородцы – сами себе князя выбирали, общим советом, а не понравится, так и долой! Подумали они, посовещались и решили: Ярослава Всеволодовича с новгородского престола попросить добром. Обиделись они, что он оставил их без помощи в голодное время. Так и написали ему: «Мы тебе зла не сделали и сыновей твоих не прогоняли, они сами убежали. Бог с тобой, а мы себе другого князя промыслим».

Ярослава прогнали, значит, нового князя надо сажать. Задумались новгородцы: если позвать государя пришлого, со стороны, он и радеть будет больше о своей родной вотчине, чем о Новгороде. А князь Ярослав хотя и виноват перед ними, зато все его давно знают, и нравы-обычаи новгородские ему наперечёт ведомы. А что вышла ссора – так пусть Ярослав впредь помнит, что посадский люд обижать не надо! Потому условились горожане: бить челом Ярославу Всеволодовичу, просить его снова на княжение, а кто прежнее зло помянет, тому глаз вон.

Везде князю надо поспеть – то в одном городе понадобится, то в другом. Иной раз из конца в конец княжества ездить приходится. А чтобы была у него перед новгородцами верная порука – не сомневайтесь, мол, вдругорядь в беде не брошу! – поселил Ярослав Всеволодович обоих сыновей в Новгороде. Страшно было княжичам возвращаться туда, но отец сказал так:

– Не бойтесь, дети. Не обидит вас люд новгородский – и вы его не обижайте. Покуда я в отъезде, вы в Новгороде вроде как вместо меня.

Не сами, конечно, княжичи дела решали – малы ещё. Бояр слушали, потихоньку ума-разума набирались – как правого с виноватым рассудить, как послов принять, как с другими князьями в мире жить.

Шестнадцать лет Александру Ярославичу минуло, когда отец его на новгородском престоле посадил – не как своего наместника, а как князя настоящего – а сам уехал во Владимир. К тому времени Александр старшим в семье оказался: брат его Фёдор умер в юности. Предстояло Александру самому судить и решать, единовластно править новгородской землёй, ладить и с боярами, и со строптивыми горожанами.

Новгородцам юный князь пришёлся по нраву. Был он со всеми учтив, древних новгородских обычаев не нарушал, церковные правила соблюдал строго, всякий спор решал по закону и ни на кого слишком суровых наказаний не накладывал. Каждое утро вместе с новгородским посадником разбирал он ссоры, в каждое дело вникал, и от своих управляющих требовал отчёта о том, что в княжестве делается – сколько доходу пашни и сады приносят, каково в сёлах живётся. Зорко следил князь Александр и за тем, чтобы его дружинники местных жителей не обижали – не били дичь вблизи города, не топтали чужих полей, не ловили без дозволения рыбу в Ладожском озере.

Помнил твёрдо Александр Ярославич, зачем его на княжеский престол посадили: чтоб защищал Новгород от врагов. А потому ратное дело ставил он высоко, сам неустанно в нём упражнялся и от дружинников требовал того же – чтоб умели обращаться с оружием, за конями смотрели исправно. Был Александр Ярославич хотя и молод, но в военной науке искушён. Брал его отец с собой и в военные походы – чтоб ни стрелы́, ни меча отрок не боялся, привык и в чистом поле спать, и по двое суток с коня не сходить.

Страшное было то время, когда Александр начал княжить: пришли из степи полчища хана Батыя, обрушились на Русь, много городов и деревень разрушили. Владимир, Суздаль, Рязань – всё сгорело. Князей много погибло, а сколько простого народу – и счёту нет. Опустела в те годы русская земля… едешь, едешь день-другой – а кругом одни пожарища, и воро́ны над ними кружат. Го́лоса человеческого не слышно.

Страшно! Нет на свете беды злее войны.

До Новгорода Батыевы рати не дошли – сил недостало. Немало степняков легло под Владимиром да под Рязанью. Взяли они добычи и пленников, сколько смогли, и повернули назад. Оскудела Русь воинством. Случись что – неоткуда ждать помощи. Пожалели тут князья, что прежде немирно жили, между собой не ладили…

А у Александра Ярославича в Новгороде – свои заботы. Степняки не тронули, зато с севера стали шведы подпирать, а с запада – немецкие рыцари-крестоносцы из Ливонского ордена. Приехал в Новгород сам магистр ливонский, Андреас Вельвен, желая видеть юного князя, который своим умом успел уже прославиться далеко за пределами новгородских земель. Не по возрасту был разумен Александр – с тех самых пор, как оставил отец его, маленького, вместе с братом в Новгороде, учился он править мудро и справедливо, и учение это даром не прошло. Трудное детство выпало Александру, зато в юности он дивно расцвёл. Изумился рыцарь Андреас Вельвен: не мальчика увидел он перед собой, а мужчину. О чём ни спросят князя, у того на всё ответ готов; а когда князь речь держит, все только его и слушают, затаив дыхание.