Анатолий Гордиенко - Давно и недавно

Потом он мне книжечку подарил, «Первый комендант», книжечка о нём, о Молчанове. Написал её один тамошний журналист, фамилию я сейчас не вспомню, но вы его, очевидно, знаете. Мне Молчанов о нём рассказывал, он работает на телевидении у вас. Так там, в книжечке, есть этот эпизод обо мне и о мине в театре. Вот так, вот как бывает…

Рубан умолк, задумался. Я воспользовался паузой и сказал:

— Я тот самый тамошний журналист. Это моя книжечка «Первый комендант», я написал. Мне так понравился эпизод с миной, да ещё с часовым механизмом, что я…

— Дора! Дора! Иди сюда скорее! Ещё одна дивная встреча. Перед тобой автор книжки, повести «Первый комендант», ну, той самой, что про Молчанова и мину в нашем театре. Помнишь? Ты ведь е читала! Все, все! Вечером снова пьём шампанское. Вчера пили за встречу с Ворониной и Копасовым, сегодня вот снова славный повод… Как приеду в Москву, сразу же позвоню Ивану Сергеевичу, расскажу о нашем знакомстве. Вот как бывает…

Анна Воронина

— Я училась в Ленинградской консерватории, а тут война. Мы сразу же организовали из комсомольцев концертную бригаду, пели на вокзалах прямо у поездов, уходящих на фронт. Потом были на Дороге Жизни, а в сорок втором году меня пригласили в Карельский театр музкомедии. Предложили мне главные женские роли, и тут моим учителем стал Коля Рубан. Незабываемые дни — первая настоящая работа, первый успех в настоящем театре. Помню холодный зал в Беломорске и горячие аплодисменты красноармейцев, партизан. Выезжали часто с Колей на фронт, пели дуэты в землянках, ползли по снегу на передовую под обстрелом. В Беломорске моя семья и семья Рубана жили в одной комнате. Коля перегородил комнату брезентовой ширмой, помог запастись дровами. Там в сорок третьем у Рубана родилась дочь, а я родила сына. Коля первый прибежал после спектакля поздравить меня. Не было простыней, пелёнок, и мне по приказу директора выдали из костюмерной на пелёнки широченную цыганскую юбку. Потом мы переехали в Петрозаводск, затем в Сортавалу. И каждый день спектакль, концерт. Коллектив у нас был замечательный — дружный, заботливый. Душой его был наш общий любимец Коля Рубан. После, работая в Ленинградской оперетте, я следила за ним, поздравила с присуждением Государственной премии СССР, с присвоением звания «Заслуженный артист России». Какое счастье иметь таких друзей в жизни!

Евгений Копасов

— На полуторку Карельского театра я сел уже опытным фронтовиком. Судите сами, у меня к тому времени был орден Отечественной войны, два ордена Красной Звезды, две медали «За отвагу». Хватил я на дорогах войны шофёрского лиха. Особенно тяжко пришлось на Курской дуге. Под Прохоровкой был ранен, и сейчас ещё крупповская сталь во мне сидит. Как я попал в театр? После ранения мне предложили несколько мест. Дело в том, что я с детства любил музыку. До войны играл в духовом оркестре. Сам выучился. На фронте мне командир артполка аккордеон подарил — я под огнём страшенным грузовик снарядов им привёз, прорвался к ним, они в окружении были. Выучился играть на аккордеоне, солдат веселил своих на привале. И вдруг предлагают шофёром в Театр музкомедии. Как я обрадовался! И стал с артистами колесить по Карелии, по Карельскому фронту. Возил декорации, актёров на шефские концерты к бойцам. Театр я полюбил всей душой, вечерами стал работать осветителем, выучил все арии, все песни. Много хороших людей было в театре: Милютин, Савич, Феона, Корнильцева. Но больше всех я полюбил Колю Рубана, особенно нравился он мне в оперетте «Раскинулось море широко». Настоящий морячок, военная косточка. Аня Воронина была худенькой, а голос звонкий, что твой колокольчик. Помню, что Коля болел лёгкими, но никогда на здоровье не жаловался, занимался зарядкой, после войны, знаю, увлёкся бадминтоном, стал председателем Федерации бадминтона СССР, судьёй всесоюзной категории. Я ведь следил за ним, статью в газете прочитаю — вырежу — и в альбом. Дочерям моим много о Карелии рассказывал, о нашем театре. Наверное, повлияло на девочек — обе окончили консерваторию.

И вот теперь — такая встреча. Розы видели в тот вечер? Из моего садика. Каждый день буду приносить букеты Ане и Коле. А читателям вашей газеты, телезрителям вашим передайте:

— Помним Карелию. Всегда она в нашем сердце!

Познакомились мы давно, как только въехали в новый дом на нашей тихой улице Кузьмина в 1970 году. Тётя Соня — высокая, стройная, седая. Седину она не скрывала, хотя в парикмахерской, где работала, ей могли бы уж что-либо придумать. Тем более что молодые к кассиру, тёте Соне, относились с почтением, а вот начальство…

Ну да о начальстве чуть позже.

— Я вас знаю, вижу по телевизору, — сказала она мне однажды, встав на тротуаре. — И вы меня знаете. Я Софья Владимировна Кузнецова, мама Эдика Кузнецова. Ваша жена работала с ним в цехе силикальцита на комбинате строительных конструкций. А вы его снимали не раз для телевидения — он знаменитый яхтсмен, его паруса ласкает ветер Онего-озера.

Последние слова запомнились. И я стал всё чаще и чаще беседовать с этой несколько необычной, как мне показалось, женщиной. Первый взгляд всегда верный. И впрямь — необычная была моя соседка Софья Владимировна.

— Каждый год я отправляюсь августовским рейсом на теплоходе «Циолковский» по Волге. Уже десять лет. Привычку эту собираюсь сохранить навсегда. Команда теплохода меня знает, а капитан даёт ужин в мою честь.

В отличие от всех туристов-пассажиров, я ничего нигде не покупаю. Мне нравится бродить одной по чужим улицам незнакомых городов, вглядываться в лица людей. Иногда на стоянках я даже не прихожу к обеду. Никогда не думала, что Волга такая широкая. Какие чудесные города! Особенно маленькие. Люблю сидеть на палубе в полночь. Всегда волнуюсь, когда вижу вдалеке огоньки Сталинграда. Вспоминаю войну, и глаза мои мокреют. Тёплый степной ветер летит над Волгой. Степной ветер быстро сушит слёзы.

Чего только не передумаешь! Бросить бы всё и перебраться в какой-либо небольшой городок. Нет, нет, что это я. Как можно оставить Петрозаводск? Здесь же мои самые счастливые денёчки прошли. Здесь наш серебристый залив, где мы гуляли с Женей. Вы замечали, как меняется цвет волны, когда с Бараньего берега плывут лебедями тучи?

…Вот так, таким языком разговаривала тётя Соня. Как-то остановила меня, когда я шёл с работы:

— Медаль не хотят мне давать. Ну как вам это нравится? Всем дают, меня обходят. Знаете отчего? Тычу носом, указываю на недостатки, критикую на собраниях. У начальства я как лещевая кость в горле. Они думают, что я потрепыхаюсь и уймусь, а ещё, того пуще, уйду с работы. Не на ту напали. Принесут медаль на блюдечке. Я ли не ветеран? Я ли не заслужила? Сорок пять лет с хвостиком в строю. Работала в Госбанке, в сберкассе. Начальником отдела была. Теперь вот кассир в парикмахерской. Начальники надуваются, как лягушки, говорят, наша парикмахерская на проспекте Ленина самая лучшая в городе. Далеко ей, ещё надо учиться и учиться мастерам. И подачки не брать! Гордость надо иметь…