Паоло Кондо - Тотти. Император Рима

Итак, Монтелла. Он уже работал в системе клуба с детскими командами, был моим партнером на поле и был, конечно, другом, что, однако, делало рабочий процесс не таким, как принято считать. То, что на скамейке твой друг, заставляет тебя работать активнее и проявлять максимальную аккуратность в общении, потому что даже подсознательно ты пытаешься избежать того, чтобы кто-нибудь мог сказать «он этим пользуется». Но кому же бывший партнер в начале своей тренерской карьеры может доверять, как не тем, с кем играл сам? Винченцо сразу показал, на что способен, потому что у него были четкие идеи, и даже оставаясь мнительным, он умел общаться с игроками. Он вернул меня в нападение, и я начал много забивать (Раньери меня отодвигал ниже, чтобы дать пространство для Боррьелло), но «Рома» тем не менее закончила чемпионат шестой, поскольку в конце турнира, который выиграл «Милан», те, кто был выше нас в таблице, набрали отличный ход. Мы все надеялись, что Винченцо останется, раздевалка полагала, что его контракт продлят. Но клуб был продан, и новые собственники взяли курс на обновление. Кто лучший тренер? Многие считали, что Пеп Гвардиола, американцы же привели Луиса Энрике, который был преемником Пепа в дубле «Барселоны». В то время я еще не знал, насколько хорошей будет эта идея, но логика здесь прослеживалась.

ЗАКОН ТАКОВ: УВАЖАТЬ ДРУГИХ, ПОКАЗЫВАТЬ СЕБЯ И ТОЛЬКО ПОТОМ ОТКРЫВАТЬ РОТ. И ТАК БУДЕТ ВСЕГДА, ПОТОМУ ЧТО ЭТО СПРАВЕДЛИВЫЙ ЗАКОН.

Испанца привел Франко Бальдини – руководитель, который провел (с паузами) в «Роме» последние двадцать лет. Бальдини был спортивным директором во времена Франко Сенси и генеральным директором при американском правлении, сейчас он – главный советник президента Паллотты. Отношения между нами всегда были откровенными, но в то же время непростыми, прежде всего после ухода Капелло, к которому Бальдини был очень привязан. Летом 2011-го он еще не числился в «Роме» официально, поскольку его контракт с Федерацией футбола Англии еще действовал, но все знали, что он будет генеральным директором. И вот однажды, когда мы обедали с физиотерапевтами в ресторане у Кекко, Вито подозвал меня к телефону: это был Бальдини, он хотел со мной поговорить.

– Привет, Фра, значит, ты возвращаешься, – произнес я раскованно, думая, что настало время забыть о прошлом и возобновить отношения. Но беседа сразу перетекла в предметное русло – он взорвал бомбу.

– Слушай, Франческо, была бы моя воля – я бы тебя продал.

Вот так. Простенько и со вкусом. Я был озадачен, не понимая, шутит он или говорит серьезно. Он повторил, и тогда я, не думая, ответил:

– Найди мне клуб, нет проблем.

– Не могу. Каждый тренер, с которым мы ведем переговоры, сразу же спрашивает: «Тотти ведь остается в команде, так?» Ты всем нужен, поэтому я тебя не продам.

На этом разговор закончился, и я не сказал бы, что начался новый этап наших отношений. Бальдини считал меня злом для «Ромы», потому что, как ему представлялось, я слишком влиял на обстановку в команде. Однако тренеры, прежде чем принять предложение клуба, хотели убедиться, что я остаюсь, и мне это казалось вполне естественным. Как бы давая Бальдини еще один шанс, я укрепился в мысли, что, возможно, он сказал это с целью как можно быстрее наладить диалог между мной и Луисом Энрике, которого он привел. Определенная логика в этом была: отношения между мной и Бальдини оставались прохладными, как и раньше, но теперь я узнал, что тренер ставил условие о моем присутствии в команде, и таким образом я оказывался на стороне Бальдини. Может, и так.

Несколько дней спустя – мы уже были на сборе в Брунико – последовал второй удар: в интервью газете Repubblica Бальдини обвинил меня в лени. Это не совсем та открытая критика, которую ты готов услышать от твоих руководителей, и журналисты пытались перехватить меня утром, перед началом тренировки, но я еще не видел газет и, следовательно, от комментариев отказался. Когда я прочитал (и перечитал) интервью, которое на самом деле было не таким трагическим, как мне казалось, я все же разозлился. Но решил не отвечать. Я не хотел, чтобы новый этап в жизни клуба начинался с шумихи, и выпустил пар в разговоре с другими руководителями, Мауро Бальдиссони и Вальтером Сабатини – они тоже недавно пришли в клуб, но с ними я виделся каждый день. И тем закончил эту нервирующую и неприятную полемику.

Луис Энрике выбрал для жилья дом в Париоли и каждый день ездил в Тригорию на велосипеде. Сорок километров туда и сорок обратно, четыреста в неделю; из этого можно было заключить, что он – любитель атлетики, и, конечно, слова Бальдини о моей лени в первое время звучали в моей голове. У того, кто ежедневно подвергает свое тело таким нагрузкам, вряд ли хорошее мнение о тех, кто себя бережет. И действительно, первый сигнал, который мне подал Луис Энрике, был неприятным: в матче квалификации Лиги Европы против «Слована», который мы проиграли 0:1, я не вышел на поле. В ответной встрече мы быстро вышли вперед, но за четверть часа до конца меня заменили на Окаку. Почему? Мы играли хорошо, итог матча еще не ясен, а ты меня убираешь? Это решение освистал весь стадион, и, как это часто бывает в такой обстановке, за несколько минут до конца второго тайма «Слован» сравнял счет, не позволив нам выйти в групповой этап. Мы выбыли из еврокубков еще до того, как начался сезон. Раздосадованные фанаты чуть ли не перелезали через ограждения, и сам я не мог заставить себя не думать о плохом. Не потому ли Луис Энрике дает мне мало игрового времени, что тоже считает меня ленивым? И конечно, могли влиять и старые обиды: несколько лет назад на «Камп Ноу» в матче «Ромы» и «Барселоны» мы друг другу сказали пару ласковых, и в конце концов он распорол мне ногу шипами.

В действительности все эти опасения развеялись, когда мы лучше узнали его как тренера и, прежде всего, как честного человека. Что касается меня и Даниэле, то мы немного влюбились в Луиса Энрике, потому что он привнес новые идеи и объяснял их со страстью проповедника. Первое, что стоит подчеркнуть, это полный переворот всего: тактические принципы прошлых лет больше не имели значения, мы стали играть по схеме 4–3–3, со знаменитой «Салида лавольпиана» (по имени Рикардо Лавольпе, аргентинского тренера, который придумал эту тактику): два крайних защитника постоянно поднимаются выше по схеме, а два центральных расходятся, чтобы позволить опуститься опорному полузащитнику, превращая таким образом оборонительную линию из четырех защитников в линию из трех. Луис Энрике требовал, чтобы наша атака всегда начиналась «снизу». Больше никаких дальних забросов, а много, очень много комбинаций. В первое время мы уставали, когда защитники постоянно оказывались вдвоем, и тифози были недовольны тем, что мы часто держали мяч в обороне. Но это была необходимая работа для того, чтобы улучшить нашу игру в мяч и, как следствие, наше владение мячом.