Паоло Кондо - Тотти. Император Рима

Однако пришел Земан. Я понимаю выбор клуба, потому что глас народа – это почти референдум: девяносто тифози из ста хотели бы возвращения Земана, и это оказалось давлением, которое трудно было не замечать. Римский народ любит прежде всего ярких и обсуждаемых людей, любит четкое понимание того, что кто-то бьется за него и прежде всего за него, сжигая мосты, не оставляя себе путей к отступлению. Это чувство, которое всегда передавалось мне от людей и которое скрепило мое ощущение единения с ними. Однако управление такой раздевалкой, как наша тех времен – это немного другое: требовался личный подход, в то время как чех был прямым во всем и со всеми. В один из первых дней я набрался смелости и сказал ему:

– Мистер, Вы действительно уверены, что пробежки и «ступени» мне действительно необходимы?

Он не перестал называть меня Звездой, но на этом его преференции для меня заканчивались.

– Ты не хочешь выполнять упражнения, Звезда? Не выполняй. Но тогда не будешь играть.

Возразить было нечего.

Трудность заключалась в том, что мы уже не были молоды, как раньше, и обаяние строгого, но справедливого учителя уже не заражало. Земан это почувствовал и усилил внимание к тем, кто чаще других обращался к врачам и физиотерапевтам, оставлял вне состава тех, кто не выкладывался на тренировках на сто процентов. Долго так продолжаться не могло, уровень эффективности команды (борющейся, конечно, не за титул, а за место в еврокубках) беспокоил всех своими взлетами и падениями. Например, во втором туре мы победили дома фаворита, «Интер», 3:1, в третьем проиграли дома «Болонье» 2:3, хотя к 70-й минуте вели 2:0. Хоть головой о стены раздевалки бейся. Впереди мы были во всеоружии, как и любая команда под руководством Земана, и голы не заставляли себя ждать, но заканчивалось все выстрелом себе в ногу, потому что наша игра в обороне сводила на нет производительность в атаке. Причина была в недостаточной закрытости, и я много раз говорил о ней тренеру, умоляя его что-то изменить, говоря, что иначе мы будем проигрывать всем. Бесполезно, это были слова на ветер. Напротив, видя, что я работал на тренировках по максимуму, он нередко ставил меня в пример остальным («Звезда бегает больше всех, и это ненормально»), имея в виду, что многие молодые игроки не выкладываются полностью. А когда дела у команды не идут, эти сравнения имеют губительный эффект: если уж распространилось мнение, что я был тем, кто больше всех настаивал на его приходе (хотя, как вы теперь знаете, я предпочел бы Монтеллу), то некоторые его фразы убеждают и раздевалку, что это действительно могло быть так.

Корабль приближался к айсбергу на полной скорости. Мы бездарно уступили дома «Ювентусу», проиграли дерби – словом, все так же катались на американских горках, но в ключевых матчах команда не выдерживала. Земан убрал Де Росси, обвиняя его в том, что он не играет так вертикально, как Тахцидис, что он обуза: чушь, не виданная ни на небе, ни на земле, Даниэле – чистейший человек, всегда желающий «Роме» добра и ставящий ее интересы выше всего на свете. Потом он убрал Пьянича – мы потеряли полузащитника высшего уровня. Наконец, когда он окончательно потерял берега, мы потерпели крушение: проиграли дома «Кальяри», 2:4, с гротескным автоголом нашего вратаря Гойкоэчеа. Стекеленбург сидел в запасе, но вернул себе место в воротах в следующем туре: Земана уже не было. Для тех, кто его любит, как я, завершился действительно болезненный этап, потому что давно уже было понятно, чем все это может закончиться, и все же никто – он в первую очередь – не хотел этого признавать. Его уволили ночью после поражения от «Кальяри», на следующий день он попрощался с нами без длинных речей, согласившись, что кое в чем ошибался, но в целом все было нормально. На дворе был февраль, руководство не захотело связывать себе на будущее руки и назначило тренером Аурелио Андреаццоли, который много лет работал в тренерском штабе команды. Хороший выбор, потому что на том отрезке сезона начинать новый путь было бы контрпродуктивно.

В тот же вечер Андреаццоли позвонил мне и попросил приехать на следующий день в Тригорию на час пораньше остальных.

– Надо поговорить.

Он попросил мою поддержку (которую, конечно, получил), это была очень теплая речь: в шестьдесят лет ему выпала возможность руководить главной командой, и он хочет попробовать воспользоваться ей в пику газетам, которые называли его «паромщиком». Мне понравилась его решительность, и еще понравилось то, как он изменил команду. Результат появился быстро. После гостевого поражения от «Сампы» – неудачи, которая стала следствием быстрой перестройки, – «Рома» принимала на «Олимпико» лидирующий в чемпионате «Ювентус». Мы шли девятыми, с приличным очковым отставанием, и, если бы матч не был классикой, все прогнозы сводились бы к одному. Однако в тот вечер гордость за то, что мы играем в «Роме», вдохновленная, конечно, именитым соперником, сотворила чудо: мы провели запоминающийся матч, начиная с этого дня места на поле вернули себе Де Росси и Стекеленбург, и на 58-й минуте я, находясь недалеко от штрафной, идеально поймал мяч на подъем правой ноги. Это была торпеда, от которой ворота не смог спасти даже Буффон, и она вонзилась в угол.

Пауза. Это последний мой гол с игры в ворота Джиджи. Спустя два сезона я забью ему еще раз, но с пенальти, который в итоге не скажется на исходе матча, впоследствии бурно обсуждаемого. Но этот мяч, в 2013 году, я забил с игры, и он принес нам победу 1:0, это был важный гол, он заставил капитулировать одного из моих самых дорогих друзей, лучшего, кстати говоря, голкипера мира и символа команды, которая постоянно бросала меня на лопатки (конечно, в спортивном смысле). В общем, в этом убийственном ударе с правой ноги под перекладину сплелся клубок эмоций. После матча мы с Джиджи обнялись, как обычно, и мне, наверное, было бы приятно узнать тогда, что этот гол останется последним из важных, которые я ему забивал, потому что я бы праздновал его по-другому: возможно, пригласил бы Джиджи поужинать, и мы вернулись бы домой под утро, тем более что это была суббота. Мы оба уже были старички, и кое-что было бы хорошо продлить, а не обрывать чем-то вроде: «Ну, пока, привет семье». Мой последний значимый гол Буффону (и «Ювентусу»). Счастье. Гордость. И тень грусти: это такие вот наши спортивные истории, их переживают те, кто близок к уходу на покой.

«Рома» Андреаццоли играла удовлетворительно: важные победы запускают резервные двигатели, и этим импульсом можно воспользоваться. С девятого места мы снова поднялись на пятое и в Кубке Италии вновь заявили о своем превосходстве над «Интером», выиграв в апреле ответный матч полуфинала на «Сан-Сиро» – 3:2. В первой встрече мы победили дома 2:1 – это было в январе, еще при Земане. В римском воздухе витало некоторое удивление от того, как получалось у Андреаццоли, и слово «паромщик» в статьях уже не появлялось, хотя поначалу оно казалось чуть ли не обязательным. Оно не было оскорблением, однако все должны думать над значением слов, которые используют, спрашивая себя, не получится ли так, что оно оскорбит человека. Не профессионала, а именно человека. Паромщик – тот, кто перевозит команду от падения до нового начала, то есть от одного рубежа до другого, которые к тому же и управляются другими людьми. Но почему не дать ему возможность повернуть на полпути от берега к берегу и плыть в открытое море? Особенно если он обнаруживает способность вести судно, огибая подводные камни, несмотря на отлив?