Елена Докич - Несломленная

Что бы я обо всем этом ни думала и чувствовала – это только мои трудности. Я живу по правилам моего отца. Я никогда ему не перечу, потому что прекрасно знаю, каким адом это чревато. Интересно, кто-нибудь из 14-летних игроков в «Уайт Сити» находится в такой же ситуации? Кто-нибудь играет в теннис в таком же страхе, как я?

Лето 1998 года. Я ношусь по пешеходной дорожке у шоссе, вдыхая полные легкие углекислого газа от проезжающих мимо машин. На автостраде Хум грохочут тракторные прицепы. В плотном воздухе западного Сиднея стоит удушливая жара. На моей загорелой коже блестит пот. Я бегаю на пределе возможностей: руки у меня болят, ноги забиты, – так что я снова начинаю говорить сама с собой:

– Все в порядке. Все будет хорошо.

Я бормочу эти слова снова и снова, пока бегу десять километров до дома сквозь смог и ядовитые испарения.

Эта пробежка от станции Бэнкстаун вдоль забитых дорог западного Сиднея полюбилась моему отцу как наказание для меня за недостаточно трудовые тренировки. Которые, на его взгляд, случаются часто.

Он следует за мной в нашей новой машине – я под постоянным наблюдением. Иногда он притормаживает посреди плотного движения, опускает стекло и рявкает, чтобы я не останавливалась. Я тем временем уже еле держусь на ногах от усталости и не уверена, что смогу добраться до дома. Но если я остановлюсь, он изобьет меня так, что я не останавливаюсь.

Это беспощадное наказание следует за тремя часами тренировки на корте, проведенными на адской жаре с Лесли Боури. После неловкой ситуации с Крэйгом я больше не тренируюсь с командой штата, и она стала моим личным тренером, оплачиваемым из моей стипендии NSWIS. Тренировки с ней изнурительные, но для меня они своего рода отдушина. Как я и почувствовала в нашу первую встречу в Штатах, она меня понимает. Я чувствую, что мы с ней похожи и по-человечески, и профессионально. Лесли превосходно организована и невероятно тверда. В ней есть стержень, и я думаю, она видит его и во мне. Я ей поклоняюсь и чувствую, что она на моей стороне.

Сначала мы тренируемся как минимум три часа в день шесть дней в неделю. Потом она удваивает это время: три часа утром, потом обед и еще два-три часа после. Для Лесли очень важна дисциплина. Перерывов мы почти не делаем. Разговорами она тоже не увлекается. Самое важное для нее – это рабочий процесс. «Смотри, не опускайся в учебе», – предупреждает она меня.

Как и в «Уайт Сити», отец по-прежнему незримо присутствует на моих тренировках. Бывает, что он уходит прогуляться, но обычно он наблюдает. Следит, чтобы на корте я все делала правильно. Если ему кажется, что я недорабатываю, в перерыве он подзывает меня к себе и шепчет: «Ты у меня дома получишь. Я из тебя все дерьмо выпорю».

После такого меня накрывает паника, и я с трудом могу продолжать тренировку. Обычно после его предупреждения у меня еще около часа занятия с Лесли. Как правило, если он разозлился, только чудо может спасти меня от избиения, так что я уже в ужасе предвкушаю, что меня ждет. Мне сжимает грудь, становится трудно дышать. Но мне нельзя подавать вид перед Лесли – нужно вести себя нормально и продолжать тренировочную свистопляску без каких-либо эмоций. Но в голове я уже прокручиваю обратный путь домой и ад, который мне предстоит. Думаю, как он врежет мне со всей силы, как только мы окажемся в машине. Очень трудно в таком состоянии нормально закончить тренировку.

Иногда Лесли организует мне совместную тренировку с Кэтрин Барклэй. Кэтрин старше меня на десять лет и стоит в топ-200 одиночного и топ-50 парного рейтингов. Она заставляет меня играть на пределе, но я знаю, что, стоит мне проиграть, папа взбесится, поэтому я опять жульничаю. Я говорю, что мячи, которые были в корте, ушли в аут. Кэтрин жалуется Лесли – говорит, что так играть невозможно. Но я знаю, что Лесли говорит ей не обращать на это внимания. Однажды она сказала ей: «Я тебе скажу, почему она так делает. Потому что у нее такой отец, что она не может позволить себе проиграть».

Лесли всегда за меня.

На тренировках Лесли понемногу меняет мне игру – шаг за шагом. Я всегда уверенно играла на задней линии, но она выводит меня в этом на новый уровень. Благодаря ей я начинаю использовать свои удары полностью. Она привносит в мой теннис новые элементы, делает его более разнообразным. Учит меня извлекать пользу из моей стабильности на задней линии и выходить вперед для завершения розыгрышей. Под ее руководством я подтягиваю свою игру у сетки. Отец одобряет. Он начинает безоговорочно доверять Лесли, так что в моих тренировках появляется еще один новый аспект: свобода. Папа немного снижает давление. Чуть-чуть. Огромное количество часов, проведенных на корте, делает мою игру заметно лучше, а месяцы убийственных пробежек из Бэнкстауна приводят меня в фантастическую форму. Я могу пробежать шесть километров после шестичасовой тренировки и едва это почувствовать. Все становится практически идеально. Я никогда не ощущала себя сильнее. Лесли говорит, что я натренирована как «теннисный киллер». Это именно то, чего хочет мой отец, и уже даже он, как ни поразительно, считает, что я тренируюсь достаточно. Его корзина с мячами переезжает в кладовку, и мы больше не ходим на дополнительные тренировки на фэрфилдских кортах. Эти корты повидали очень много слез.

В теннисном плане я, кажется, готова ко всему. Мне 15 лет, я вхожу в десятку лучших юниоров мира и, мы надеемся, близка к победе на турнире Большого шлема. Осенью Лесли говорит, что нам нужно ехать играть турниры за рубежом и проверять свои силы против соперниц со всего мира, в том числе на «Шлемах». Она закидывает удочку отцу, и он с энтузиазмом разделяет эту идею. Он рад отпустить меня с ней вдвоем – сам он никогда не любил летать, а последнее время этот страх перерос в настоящую фобию. Так что следующие несколько месяцев я проведу только с Лесли. Это большое облегчение.

Каждый теннисист, мечтающий о профессиональной карьере, должен уметь жить в постоянных разъездах. Лучшего наставника, чем Лесли Боури, для этого не найти. Она учит меня стирать белье в гостиничной раковине; показывает, как обернуть мокрые вещи в полотенце и отжать их так, чтобы они высохли к утру. Говорит, когда ложиться спать и когда вставать. «Дисциплина – всему голова», – любит говорить она. Ну уж про это-то я все знаю , думаю я, но дисциплина Лесли совсем не такая, как папина, – она добра и очень обо мне заботится. Она заменяет мне маму, когда моя собственная в тысячах километров.

С Лесли я могу быть собой. В наших разъездах она помогает мне войти в рабочий режим, и все становится прекрасно. Я на время забываю о своей домашней жизни, но в то же время играть продолжаю так же, как если бы за мной, как обычно, наблюдал отец. Я стараюсь разговаривать с ним как можно меньше, но все равно знаю, что он внимательно следит за моими результатами. По нашим разговорам я слышу, что он доволен моим прогрессом.