Михаил Портнов - Американские горки. На виражах эмиграции

– Это я понимаю, – говорит она. – Вот, помню, в молодости столько парней вокруг крутилось. В кино с каждым можно сходить, а замуж-то не за каждого пойдешь.

– А кино причем? – недоумеваю я.

– А притом, – говорит она. – Есть отношения краткосрочные, а есть долгосрочные. В кино сходить

– это краткосрочные, а замуж – долгосрочные. На собеседование можно многих пригласить, а работу не каждому предложишь.

– Молодец, – говорю, – суть очень точно ухватила.

– Вообще-то я спешу, – говорит она. – У меня через час собеседование в компании, а туда еще надо доехать. Им как раз нужен тестировщик с глубоким знанием китайского языка.

– Что, неужели по той самой древней династии?

– Нет, – говорит она. – Их интересует современный язык.

Китаянка спешно ретируется, и ей на смену возникает образ почти противоположный: смуглая молодая женщина бомбейского происхождения. Если попытаться найти одно самое главное слово, характеризующее впечатление, которое она производит, то этим словом будет ЗАСТЕНЧИВОСТЬ. Женщина робеет. Никаго реального основания для этого ей не нужно. Просто это часть её натуры. Она очень неплохо соображает, усердно занимается, имеет приличное образование, но не привыкла сама решать вопросы жизненного устройства. Обычно за нее всюду договариваются либо муж, либо родители. А тут такое дело – по собеседованиям расхаживать! Стресс, да и только.

– Мне не то, чтобы страшно, – говорит она.

– Но ты сам подумай, кому я такая нужна?

И смотрит на меня громадными красивыми черными глазами кинозвезды из индийских фильмов.

Человека нужно спасать! Тут нужно радикальное средство: будем идти через здравый смысл.

– Конечно, – говорю, – тебе еще есть над чем поработать. Можно и в колледже еще пару лет поучиться. Но дело в том, что есть очень большой спрос на тестировщиков, а людей, которые ищут работу, мало. Понятно, что дай работодателю волю, так он за эти же деньги захочет нанять кого-то, кто уже лет десять поработал…

Тут моя собеседница горестно вздыхает и утвердительно качает головой. (Тут нужен навык, потому что она это делает на болгарский манер, то есть слева направо.)

– Но нет у него выбора, – продолжаю я. – Не хватает людей! Поэтому придется ему нанять тебя. И он еще счастлив будет, что ты нашлась, потому что он уже несколько месяцев со всеми подряд разговаривает и такой замечательной, как ты, еще не встречал. Так что будет правильнее, если ты пойдешь работать, а доучиваться в колледже будешь по вечерам, если силы останутся.

Робким голосом, но уже с проблеском надежды, она спрашивает:

– А что, правда много работы?

Вопрос этот у нас в сценарии запланирован. Открываю в интернете «Дайс» – это такой сайт, где работу ищут. Смотрим, сколько вакансий предлагается по Северной Калифорнии за последние 30 дней. За всё про всё 4200 объявлений с вакансиями для тестировщиков. А теперь, говорю, давай посмотрим с другой стороны: сколько подано резюме? Захожу в другое окошко, впечатываю password, ввожу поиск. Выходит 420 резюме. То есть, грубо говоря, на десять вакансий всего одно резюме.

Её лицо немного светлеет, но сомнения остаются.

– А давай, – говорит она, – посмотрим на соотношение резюме и работы не по тестировщикам в целом, а по тем, которые используют Silk (это такой инструмент для автоматизации тестирования).

Смотрим и получаем примерно такую же пропорцию 10:1.

Вроде лед тронулся. Глазки загорелись, на лице появилось некоторое подобие уверенности. Пытаюсь закрепить успех.

– А вот представь, – говорю, – что я менеджер. Ты ко мне пришла на собеседование, а я тебя и спрашиваю: почему наша компания на эту должность должна нанять именно тебя?

Тут происходит явное отклонение от сценария: она смотрит на меня как бы с насмешкой, мол, нас не проведешь, и говорит:

– Да все равно тебе нанимать-то особо некого!

В начале 90-х в софтверных компаниях Силиконовой долины работало много белых, много выходцев из Азии, немножко русских и еще меньше индусов. Позже картина стала меняться, и довольно резко. Индусов стали завозить буквально эшелонами. В здании, где находился офис нашей школы, также располагался небольшой офис какой-то индусской консалтинговой компании. Каждую неделю у них был завоз. Прямо во дворе собиралась толпа из 10–15 новичков (а заметны они издалека и по одежде, и по выражениям лиц). Потом туда подходили 3–4 таких же разодетых в национальное представителей клиентов и новичков разбирали.

Индусы-новички в начале и середине 90-х сильно отличаются от тех, которых привозят в конце 90-х. Уже формируются и передаются новичкам какие-то правила вживания в американскую действительность. Они уже не рыгают оранжевым перченым облаком во время еды, находясь среди других людей. Они не мажут руки вонючеватыми жирами, и теперь с ними можно безопасно обмениваться рукопожатиями. Они понемногу перестают ходить в цветастых шароварах и балахонах, а начинают одеваться либо сразу в европейскую одежду, либо – снизу джинсы, сверху – индийская хлопчатобумажная рубашка. (Мне эта комбинация, кстати, кажется очень прикольной.)

В конце 90-х индусы чувствуют себя дискриминируемым меньшинством, они здесь еще не дома. Жалуются на то, что другие индусы их нанимать не хотят.

Еще одна типично индусская жалоба: в США трудно растить детей. Они так и норовят скушать невегетарианское! Они спрашивают: «Почему всем можно в «МакДональдс», а мне нельзя?» Учителя физкультуры вызывают родителей в школу и говорят, что их дети – задохлики обессиленные, их нужно кормить как минимум курятиной, чтобы у них были силы.

Жить зажиточно на зарплату мужа, как они могли бы жить дома, тут не получается: жене нужно работать. Но работать жены не могут, у них нет разрешения. Нужно ждать грин-карту. Очередь на грин-карты для выходцев из Индии растягивается на много лет. На получение рабочей визы очередь общая, а на грин-карту – в зависимости от того, откуда ты приехал. Русским программистам, например, выдают очень быстро, а у индусов легко может занять 5–7 лет. С другой стороны, на месте получить рабочую визу несложно.

В феврале 2000 года я набрал дневную группу из 15 человек, при этом 12 из 15 не имели права на работу, им нужно оформлять рабочую визу. Поскольку группа дневная, то по мере трудоустройства студенты переходят на вечернее отделение. Чуть ли не с первого урока я начинаю выталкивать их на рынок труда. Через месяц у всех есть резюме, и они его рассылают. Потихоньку их начинают нанимать. Место убывших в группе занимают студенты, приехавшие из других штатов. Через три месяца, в последний учебный день, я прошелся по списку: в группе остался всего один «оригинальный» студент первого набора. Остальные нашли работу и перевелись на вечер, включая всю ораву нуждающихся в рабочих визах индийских девчонок – жен программистов с Н-1В.