Александр Николаев - Так это было

Они шли не быстро, но крупными шагами. Генерал Власов что-то объяснял майору. Поравнявшись с ними, я отдал честь. Майор, указав на меня, что-то сказал генералу (Наверное, сообщил ему о моем пребывании в партизанском отряде). Когда они отдалились, я повернулся и пошел вслед за ними, оставаясь на приличном расстоянии.

По возвращении из Смоленска нас временно поместили в казарме курсантов и мне не составило никакого труда проникнуть в здание. У входа меня окликнул Давыдкин и я задержался. Когда мы вошли в зал, генерал Власов уже держал речь. Он говорил просто, короткими фразами на тему, уже знакомую нам: о сталинской тирании, о трудностях на пути к созданию РОА. В словах генерала чувствовалась какая-то особая сила, убежденность в правоте своей идеи и это благотворно действовало на всех слушавших.

Правда, после речи кое-кто из курсантов начал задавать вопросы о сроках организации национальной армии и правительства. Несмотря на оптимизм, ничего конкретного на эти вопросы генерал сказать не мог. Чувствовалось, что он чего-то не договаривает и впечатление от его речи немного поблекло.

Так уж установлено спокон веку, что комментарии и выводы к сказанному помещаются в эпилоге. Мне хочется нарушить эту традицию по той причине, что пишу я не полицейский роман, не роман вообще с непредвиденной развязкой, а только воспоминания о событиях, когда не только Россия, но и все обитатели нашей планеты находились на роковом перекрестке судьбы, от которого, как это видно сейчас, зависели весь их дальнейший путь, вся их дальнейшая жизнь.

Приближавшаяся весна 1943 года была последним сроком для Освободительного движения. Его руководителям следовало тщательно продумывать каждый свой ход, используя любую возможность для формирования воинских частей любой численности. Или генерал Власов и его окружение рассчитывали на столетнюю войну?

Два года оккупации ясно показали каждому, что немцы пришли в Россию для колонизации страны. Следовательно, Русскую Освободительную Армию можно было создавать только путем тщательно продуманных маневров, а не ждать «милостивого указа» фюрера.

Как и следовало ожидать, поражение немцев под Сталинградом оказалось переломным моментом войны.

Потеряв корпус альпийских стрелков и менее крупные части на северном участке сталинградского фронта, Италия фактически вышла из войны. Остатки её армии, убранные с передовой линии, без регулярного снабжения провиантом, медленно продвигались на запад. Расквартированная в конце марта в Бобруйске итальянская часть «берсальеров» имела поистине жалкий, общипанный вид. Её солдаты в коротких, потрепанных шинелях, с поломанными перьями на шляпах слонялись по городу, обменивая при случае у жителей свои заржавленные винтовки и пистолеты на хлеб и другие продукты.

То же самое происходило и на дорогах. Разыграв комедию разоружения, партизаны иногда выменивали на продукты у этого храброго воинства целые батареи с комплектами боеприпасов.

Румыния к этому времени, потеряв свои лучшие силы под Сталинградом, из союзницы превратилась в обузу.

В окруженном Сталинграде к моменту капитуляции находилось около четверти миллиона солдат и офицеров, включая румынские части. Германские воздушные силы потеряли на этом участке целую армию, т. е. около тысячи самолетов.

При таких обстоятельствах руководителям Освободительного движения следовало избегать повторения ошибок белых армий в гражданскую войну. Ведь «рыцарство без страха и упрека» ни на йоту не изменило отношение коммунистической власти к Освободительному движению. Следовательно, не обещая немцам «полцарства», не нужно было в то же время предъявлять им явно неприемлемые условия и не заниматься «дележом шкуры еще не убитого медведя».

Иначе говоря, генералу Власову и его советникам следовало перенять кое-что из революционной тактики Ленина.

Батальоны — так батальоны. Следовало их формировать, как можно больше — для укрепления тыла. В мелких подразделениях легче было бы контролировать людей и отсеивать разного рода провокаторов и коммунистических агентов. При большом количестве гарнизонов из добровольцев действия партизан оказались бы скованными, потери с обеих сторон были бы незначительными, а репрессии в отношении населения были бы гораздо меньшими.

(Не надо забывать, что отдельные, совершенно бессмысленные акции партизан проводились исключительно для того, чтобы вызвать репрессии со стороны немцев и озлобить еще больше население против оккупантов.)

Кроме того, наличие, скажем, двухсот хорошо несущих свою службу батальонов увеличило бы в окружении Гитлера число доброжелателей Освободительного движения. Пусть бы немцы безопасно продвигали свои войска к фронту и губили их там. При сильно ослабевшей армии немцы оказались бы более сговорчивыми.

Руководителей Освободительного движения смущало то обстоятельство, что добровольческие формирования защищали интересы Гитлера. Интересно, как они представляли себе будущее Освободительной армии?

Допустим, что РОА была бы сформирована в начале 1943 года и её дивизии заняли бы отведенный им участок фронта… Что ж, части Советской армии сразу побросали бы оружие и кинулись бы брататься?.. А формируемые уже в начале войны коммунистические батальоны и более крупные соединения, где на каждом политзанятии людей предупреждали, что с их подмоченной репутацией они не могут рассчитывать на милость победителя и должны сражаться насмерть — для чего они предназначались?.. А войска НКВД, поставленные в тылу действующих частей и, наконец, вытащенные Сталиным из тайников традиции предков, богослужения перед отправкой частей на фронт?.. А вся мощная советская пропаганда, представлявшая нас фашистскими наймитами?..

А ведь отведенный участок фронта для РОА — это максимум, что немцы с их концепцией относительно войны против России могли дать. Мечтать о чем-то большем в тех условиях не мог даже Манилов.

Нет, мы, рядовые бойцы добровольческих батальонов, смотрели на будущее вполне реально. Нам не снилось «все небо в алмазах» и будущая борьба Освободительной армии нам виделась не радужной полосой братаний. Да, в будущем предвиделся массовый переход воинов Советской армии на нашу сторону и приток их в наши ряды. Но на первых порах нужно было сражаться. Ведь наши союзники, немцы, были для нас в то же время обузой с грязной репутацией.

Для партизан оккупированной территории Восточные формирования представлялись как начало Освободительной армии. Через население и пропагандную литературу они достаточно были осведомлены о целях нашей борьбы. Это не мешало им стрелять в нас не бутылочными пробками, а пулями, минами и снарядами.