Александр Николаев - Так это было

Прошло ровно два года, как я попал в плен. Думалось ли мне тогда, что и столько времени спустя будет длиться еще война и что немцы нисколько не поумнеют?

С тех пор как нас поселили жить в одно здание с жандармерией, остается мало времени для записей. Вечерами — шум, беготня. Какому олуху пришла такая мысль — поместить сотрудников газеты вместе с жандармами?

Ночью советская авиация бомбила Бобруйский аэродром. Первый раз такой крупный налет. Вначале они подвесили фонари. Потом началась бомбежка и продолжалась больше часа.

Одна бомба упала в городе недалеко от казарм.

Странно, почти не слышно было зенитной артиллерии?

Утром Карлов разослал нас по городу собирать слухи, а сам с полковником Кузьминым занялся пьянством. Заливают горе, хотя водкой здесь не поможешь. Последнее время полковника Кузьмина очень редко можно встретить в трезвом виде.

Жители неохотно вступают в разговор, но по лицам многих заметно: бомбежкой они довольны.

По некоторым сведениям, советская авиация уничтожила на аэродроме около двух десятков немецких самолетов и повредила или разрушила ангары и мастерские.

Чтобы избежать отправки в Германию, многие женщины выходят замуж за военнослужащих полка. Часто заключаются просто фиктивные браки. Писарь Зацепа из штаба полка продает такие свидетельства за деньги или за некоторые услуги. С его рожей вряд ли он может иначе пользоваться успехом у женщин. А в общем-то обстановка превосходит всякое воображение. Потому, что воображение основывается, все-таки, на прошлом, а жизнь каждый день приносит новые, никогда не читанные страницы.

Вчера исчез начальник штаба полка майор Кочетков вместе с двумя офицерами. Зеленовский пустил слух, что майора захватили партизаны, но в эту версию никто не верит.

В здании, где мы размещаемся вместе с жандармами, понастроили множество клетушек-одиночек, где томятся узники. Пытают их главным образом ночью Зеленовский и Козаренко. Последний — настоящий садист. Этот порок у него написан даже на лице. Но и Зеленовский — не лучше. Прошлой ночью они запороли насмерть старуху, у которой внук — в партизанах.

Денщик Зеленовского, Васильев, говорит, что его начальник — набожный человек. Каждое воскресенье ходит в церковь.

Такие вот порождения сатаны и разрушают веру в Бога. Уж лучше бы он был безбожником, как его подручный…

Интересно, знает ли об этом Власов?

Сейчас что-то о нем ничего не слышно.

Если и дальше так будут действовать, — то гораздо больше людей уйдет к партизанам. Кстати, недавно присланные к нам из лагеря два художника (москвичи) удрали в первое же воскресенье.

На фронте в районе Курска идут сильные бои.

Один офицер в солдатенхейме хвастался Берестову, что на этот раз советские войска будут полностью разбиты и что к осени немцы возьмут Москву… Чепуха. Он принимает мечты за действительность.

Орличенко уехал в отпуск на Украину. Я его теперь замещаю. Главное преимущество этого в том, что занимаю его койку в редакции и, если не ухожу в город, могу ночью там спать.

В нашем здании творится что-то ужасное. Хозяйство Зеленовского еще больше разрослось. Понастроили еще много клетушек без окон, где несчастные жертвы в темноте ожидают своей участи. Каждую ночь теперь выводят одного или двух человек (военных и гражданских лиц) к Березине и там пристреливают.

Васильев рассказал мне по секрету, что одному смертнику удалось бежать. Было это так: карабин Бороздина дал осечку. Этим воспользовался приговоренный к смерти унтер-офицер. Он дал пинка Бороздину в живот и, пока тот очухивался, взбежал на вал и удрал.

Уж этот в плен живым не сдастся!

Жаль, что не прикончил Бороздина…

И в Брянском лагере, и здесь я часто задаю себе один и тот же вопрос: Зеленовский, Козаренко, их подручные и те, что пороли пленных, — действуют они по своей собственной инициативе или выполняют задание, чтобы сеять ненависть к немцам?

Ну хорошо… Возможно, кто-то кому-то предлагал уйти в лес… После всего, чего насмотрелись люди и в лагерях, и здесь — ничего особенного в побегах нет. Тем более, что немцы не выполняют своих обещаний, а дела на фронте у них ухудшаются с каждым днем. Чего же удивительного в побегах? В крайнем случае подозрительных можно было бы отправлять в лагерь и только. Ритвегер же не пристрелил Тарасова?

В «Новом пути» Бобров поместил передовицу, озаглавленную: «Нужно уметь ненавидеть». Это верно. К сожалению, у многих людей даже не рабская, а душа собаки, которая после побоев лижет руки своего хозяина… Во имя великой России они быстро забывают все пережитые издевательства и глумления.

Зеленовский уехал в отпуск в Югославию. Карлов и Козаренко тоже куда-то исчезли. Воспользовавшись их отсутствием, я попросил Голубева дать нам в редакцию для интервью захваченного третьего дня партизана.

Он легко ранен в мякоть ноги выше колена. Горчихин с Пенчиком принесли его на руках и усадили в кресло. Фамилия у него та же, что и у денщика Зеленовского: Васильев. Ему лет тридцать пять. Волосы — светло-каштановые, редкие, с проступающей лысиной. Глаза серо-голубые. Скорее — серые. Росту — выше среднего.

С первых же минут я понял, что перед нами не простой партизан, а кто-нибудь из комсостава. Может быть, политрук или комиссар.

Горчихин предложил ему нарезанный ломтиками хлеб с повидлом. Он отказался. Взял только стакан воды.

— Вода наша, — сказал он насмешливо, взглянув на Горчихина. — А хлеб…

Беседы, на которую рассчитывал Яша Фомкин, у нас не получилось. Вот несколько вопросов, заданных ему сотрудниками редакции:

Фомкин:«Много ли народу в вашем отряде?»

Васильев:«Хватит. Будет еще больше».

Смоляров:«Есть ли в отряде артиллерия?»

Васильев:«Она нам не нужна».

Горчихин:«На прошлой неделе наша артиллерия обстреливала лес. Были ли попадания в лагерь?»

Васильев:«Несколько снарядов немецкой артиллерии попали в гражданский лагерь. До нас не долетели».

Пенчик:«Что вы думаете о РОА?»

Васильев:Усмехнулся, потом спросил: «А вы сами, что думаете?»

Шишков:«Имеется ли у вас связь с Красной армией?»

Васильев:«А вот придут они сюда — у них и спросите».

Он понял, что мы — лишь мелкая сошка, и явно издевался над нами. Я вспомнил, что у меня в тумбочке остался пирожок с луком. Предложил его нашему гостю.

— Берите, — сказал я как можно более дружески. — Вам нужно подкрепиться. Да и пирожок-то пекла русская женщина.