Андрей Болотов - Жизнь и приключения Андрея Болотова [т. 4]

Помянутое сочиненіе вылилось нарочито велико, такъ что я съ нуждою могъ его переписать на 40 страницахъ почтовой бумаги и оно было такъ тяжело, что я принужденъ былъ заплатить за него около рубля почтовыхъ денегъ, — ясное доказательство, сколь накладна была для меня переписка съ Обществомъ и сколь неохотно было посылать къ нимъ сочиненія часто, а особливо нарочито большія! Не только трудись въ сочиненіи и ломай себѣ говову и надъ самымъ переписываніемъ оныхъ на-бѣло, но и плати еще многія деньги за пересылку; а в награду за все получишь только то удовольствіе, что увидишь сочиненіе свое напечатаннымъ, да пришлютъ книжку! Но сіе удовольствіе было для меня такъ мало, и я къ оному, при из даваніи своего «Экономическаго Магазина», уже такъ привык, что оно меня уже ни мало не трогало. Единыя только похвалы, приписываемыя мнѣ Обществомъ, сколько-нибудь меня льстили и награждали, также и то, что сочиненія мои разсматриваемы и одобряемы были цѣлымъ Обществомъ почтенныхъ людей.

Отправивъ помянутое письмо и сочиненіе, сталъ я дожидаться обѣщаннаго извѣстія ими увѣдомленія о дѣланныхъ въ Петербургѣ съ глиною моею испытаніевъ, которое любопытно хотѣлъ я видѣть; а между тѣмъ, получивъ свободное время, началъ сочинять и второе сочиненіе о городьбахъ, дабы имѣть оное въ запасѣ.

Помянутое увѣдомленіе и не замедлилось. Я получилъ оное скорѣе, нежели могъ думать и ожидать, и не болѣе какъ черезъ три дня послѣ отправленія моего послѣдняго письма. Оно было опять от г. Нартова и наполнено пріятными для меня извѣстіями; ибо, къ превеликому удовольствію моему, оказалось, что глина моя была еще лучше симферопольской, и настоящая валяльная земля.

Признаюсь, что предслѣдующее письмо было для меня пріятно, и сообщенное извѣстіе о подлинности, что глина наша была самая чистая валяльная земля, произвело мнѣ много удовольствія и привязало меня къ сему предмету еще больше прежняго; почему, какъ мнѣ вскорѣ послѣ сего случилось быть въ Тулѣ, то я не преминулъ тамъ кое-гдѣ распрашивать о сукновальняхъ, дабы узнавъ послать туда дѣйствительно испытывать оную фабрично. Но всѣ распровѣдыванія мои сей разъ были тщетны; никто мнѣ не могъ сказать о такой фабрикѣ; да и впослѣдствіи времени не могли мы того никакъ и нигдѣ добиться; а нынѣ слышу, что на многихъ фабрикахъ начали ее употреблять съ пользою и покупаютъ ее довольно хорошею цѣною.

Между тѣмъ въ тогдашнюю-жъ бытность въ Тулѣ не преминулъ я достать всѣхъ лучшихъ тульскихъ глинъ, какъ- то: чорной, синей, бѣлыхъ, изъ которыхъ дѣлаются тутъ горшки и кафли, а наконецъ, и самой той, изъ которой дѣлается славный тульскій кирпичъ. Всѣхъ сихъ глинъ привезъ я съ собою цѣлый кулёк и предпріялъ ихъ всѣ испытывать и изслѣдовать физически; а для доставленія въ Экономическое Общество велѣлъ надѣлать изъ каждой кирпичиковъ въ нововыдуманную свою форму.

Посреди самыхъ сихъ упражненій, вдругъ случился ненарочный случай къ отсылкѣ въ Петербургъ еще нѣсколькихъ кусковъ глины, по ихъ требованію. Сынъ лѣчившагося у меня г. Рѣдькина, ѣхавши въ Петербургъ, заѣхавъ къ намъ и взялся охотно доставить оныя въ Общество. Итакъ, немедля ни мало, увязалъ, я 12 оскобленныхъ кусковъ въ кипку и отправилъ оные въ Петербургъ при письмѣ опять къ г. Нартову.

Письмо сіе отправилъ я дѣйствительно съ г. Рѣдькинымъ, и потомъ сталъ продолжать начатое мною второе сочиненіе о городьбахъ и думалъ, что тѣмъ, переписка моя въ сей 1792 годъ и кончится. Однако, я въ томъ обманулся. Не успѣлъ я онаго сочиненія окончить, какъ, получилъ опять нарочито толстый пакетъ изъ Экономическаго Общества. Я не понималъ, что бы въ ономъ было и съ любопытствомъ оное распечатывая думалъ найтить въ немъ что-нибудь могущее служить къ удовольствію: однако, въ томъ обманулся. Въ немъ было только письмо от г. Нартова съ копіею рапортовъ о моей глинѣ и тетрадка о задачахъ, и опять просьба, чтобъ я сочинилъ отвѣтъ на ихъ вопросы. Итакъ, наваливанъ былъ только новый трудъ и опять хотѣли меня ввести въ убытки присланіемъ имъ глины по почтѣ; а от нихъ все еще тѣмъ же пахло, что от козла, то-есть пустяками, и ни шерстью, ни молокомъ, и врядъ ли когда-либо можно было получить лучшее. Но, правду сказать, имъ нечего было сдѣлать: они и о сочиненіи просили меня единственно въ томъ намѣреніи, чтобъ можно было имъ дать мнѣ за то медаль; но сколь бѣдное награжденіе составляла сія медаль за труды, къ тому потребные! Въ сей разъ вздумалось имъ, по предложенію моему, перемѣнить то обстоятельство, чтобъ извѣстія сочинять не о цѣлыхъ намѣстничествахъ, а объ однихъ округахъ; ибо о намѣстничествахъ не получили они ничего; но и тутъ, къ стыду своему, уменьшили они и самую общественную медаль вполовину и положили тогда ее только въ 12 1І2 червонцевъ, — малость такая, что никто и не подумаетъ для ней предпріять тотъ трудъ, какой къ тому былъ нуженъ. Словомъ, письмо сіе было таково, что оно не въ состояніи было поджечь болѣе еще вновь, впламенившуюся охоту къ перепискѣ съ Обществомъ, но паче удобно было къ уменьшенію сей охоты нѣкоторымъ образомъ, ибо я усматривалъ, что чѣмъ болѣе съ ними переписываться, тѣмъ болѣе нажить можно трудовъ, хлопотъ и убытковъ, а пользу врядъ ли можно будетъ получить какую.

Итакъ, опять требованія о пересылкѣ по почтѣ; опять предоставливаніе самому мнѣ глину сію испытывать на фабрикахъ; опять то, что мнѣ исполнить не удобно! Самое посыланіе глины по почтѣ стоило не малыхъ денегъ: за всякій фунтъ долженъ былъ заплатить своими деньгами по 20 копѣек, и заплатить невозвратно! Чудны, казались мнѣ, тамошніе господа, что не приходило имъ того никогда на мысль, что всѣ такія пересылки мнѣ и другимъ много стоятъ! Имъ тамъ можно было все посылать, имъ сіе ничего не стоило, а намъ совсѣмъ другое дѣло. И смѣшно было истинно: я и ищи, я же трудись, я же испытывай, и я же терпи от того убытки! И ежели далѣе все такъ будетъ, говорилъ я самъ себѣ, то скоро и раскаюсь въ томъ, что посылалъ, и когда бы зналъ сіе и вѣдалъ, то лучше бы и не посылалъ ничего!

Со всѣмъ тѣмъ, разсудилъ я, при соотвѣтствованіи на предслѣдующее письмо, послать къ нимъ и по почтѣ еще 6 фунтовъ, и отписать къ нимъ коротко и холодновато; которымъ письмомъ и кончилась въ сей 1792 годъ моя переписка съ Обществомъ.

А симъ дозвольте мнѣ и сіе мое письмо на сей разъ кончить и сказать вамъ, — и прочее.

(Декабря 12 дня 1812 года. Дворениново)

Любезный пріятель! Занявъ почти все предслѣдующее письмо бывшею моею въ теченіи декабря мѣсяца перепискою съ Экономическимъ Обществомъ, возвращусь теперь назадъ и разскажу вамъ, что и кромѣ сего происходило съ нами въ продолженіи онаго. Самое начало онаго ознаменовалось возобновившимся въ насъ сумнительствомъ въ разсужденіи начатаго нами дѣла съ г. Ждановымъ. Неполученіе от него опять въ обыкновенное время писемъ подавало намъ къ тому поводъ. Словомъ, дѣло наше съ нимъ ни шло, ни ѣхало, и мы не знали что о томъ думать и заключать. Другая достопамятность была та, что 3 числа сего мѣсяца была у насъ такая необыкновенная буря съ вихремъ, что сорвала даже съ большой нашей каменной ранжереи желѣзную кровлю и съ рѣшетниками, откинула ее сажень за восемь отъ зданія, чему всѣ мы не могли довольно надивиться.