Андрей Болотов - Жизнь и приключения Андрея Болотова [т. 4]

Содержаніе писемъ моихъ было сообразно съ принятымъ нашимъ въ предслѣдовавшій вечеръ намѣреніемъ. Мы денегъ не послали, а писали къ г. Алабину, чтобъ получилъ онъ ихъ от г. Неклюдова, а сего просили, чтобъ онъ ему ихъ далъ, и буде своихъ нѣтъ, то хотя-бъ занялъ за какія-бъ то проценты ни было; буде же нѣтъ г. Неклюдова въ Петербургѣ, то писалъ бы г. Алабинъ уже скорѣе ко мнѣ и подождалъ бы уже присылки, ибо деньги были готовы.

Сыну моему въ сей день было гораздо лучше. Онъ въ состояніи былъ уже нѣсколько писать и былъ при сочиненіи письма моего наилучшимъ моимъ совѣтникомъ, и тѣмъ паче, что дѣло сіе до него касалось. Впрочемъ, хотя онъ наружно и ничего мнѣ не оказывалъ, однако, я зналъ стороною, что душа его находилась въ смущеніи и безпокойствѣ. Сего я и ожидалъ по поводу употребленной мною къ пользѣ его и уничтоженію его грусти особой и мнѣ очень хорошо удавшейся хитрости, чрезъ которую и достигъ я до того, что онъ съ того времени казался быть спокойнѣе.

Впрочемъ, какъ г. Шушеринъ, пріѣхавшій тогда къ намъ изъ своей деревни, у насъ тогда ужиналъ и ночевалъ, то провели мы съ нимъ вечеръ тотъ очень весело и наиболѣе въ разговорахъ о нашемъ городничемъ — князѣ, и о послѣднемъ его поступкѣ при случаѣ крестинъ дочернихъ. Онъ столько-жъ не могъ надивиться тому, какъ и мы, что онъ не удостоилъ никого приглашеніемъ на обѣдъ сей, хотя ко всѣмъ присылалъ сказывать о родинахъ и всѣ отвезли къ нему, по обыкновенію, рубли свои; а того еще болѣе не могъ онъ надивиться г. Арсеньеву, что онъ далъ себя сему грузину одурачить и довесть до того, что онъ прежнихъ друзей своихъ оставилъ, промѣнявъ на него, и признавался потомъ, что онъ нѣкогда былъ въ его когтяхъ, но узналъ уже послѣ, сколь человѣкъ сей дуренъ и опасенъ.

Въ наставшій послѣ сего день сыну моему было уже столь легко, что ему можно было считать себя от болѣзни своей освободившимся. Онъ вступилъ во всѣ прежнія свои дѣла и осталась въ немъ одна только слабость. За все сіе приносилъ я Богу моему тысячакратныя благодаренія и, болѣе по сему случаю, написалъ чувствованія благодарности, которыя переписалъ я на-бѣло. Кромѣ сего, достопамятенъ былъ сей день преужасною, страшною и опасною мятелью, бывшею въ оной. Снѣговъ въ сію зиму было и безъ того очень много, а въ этотъ день пріумножилось еще того болѣе и навалило столько, что нигдѣ не было ни проходу, ни проѣзду. Смѣшно было это: дочерямъ моимъ вздумалось съѣздить во флигель къ г-жѣ Петровой; но не успѣли выѣхать, какъ лошади посреди площади такъ увязли въ снѣгъ, что на-силу ихъ отрыли. Гость мой принужденъ былъ пробыть у насъ, за мятелью сею, во весь тотъ день, и хорошо сдѣлалъ, что не поѣхалъ, ибо мятель была смертоносная и пагубная для многихъ.

Какъ сыну моему отъ-часу становилось лучше, то наутріе жена моя, послѣдуя первому своему намѣренію, начала уже въ Москву ѣхать собираться и все нужное укладывать, и какъ къ отъѣзду назначено было 8-е число, то мы въ этотъ день отправили въ Москву напередъ для пріисканія себѣ квартиры, а въ разсужденіи меня соглашеносъ было, чтобъ намъ съ сыномъ остаться еще на недѣлю, а потомъ ѣхать за ними.

Въ самый этотъ день заѣзжалъ къ намъ ѣдущій изъ Москвы родственникъ нашъ г. Крюковъ и насказалъ намъ о Москвѣ множество разныхъ вѣстей и, между прочимъ, что никогда еще она такъ не мотала и съ ума не сходила, какъ въ это время. Но важнѣйшія вѣсти были тѣ, что будто-бъ Императрица наша стала очень слаба, и боялись, чтобъ не кончила она скоро своей жизни. Сіе извѣстіе заставило и меня нѣсколько думать, ибо всѣ мы не сомнѣвались, что при перемѣнѣ правительства произойдетъ и съ нашими волостьми неминуемо перемѣна, съ чѣмъ натурально сопряжена будетъ и перемѣна и со всѣми моими обстоятельствами.

Какъ наутріе былъ у насъ почтовый день, то дожидались мы опять почты съ нетерпѣливостію: «авось-либо въ сей разъ получимъ мы что нибудь изъ Петербурга», думали и говорили мы всѣ. Но почта насъ только промучила, а не привезла и въ сей разъ къ намъ ничего, и не было ни слуху, ни духу, ни послушанія. Мы весь сей день были съ людьми: пріѣзжали къ намъ въ гости то тотъ, то другой но изъ всѣхъ ихъ всѣхъ пріятнѣй былъ для меня г. Хомяковъ, Иванъ Васильевичъ. Сей человѣкъ дѣлался отъ-часу ко мнѣ благопріятнѣйшимъ, и я дружелюбіемъ его былъ весьма доволенъ. Между прочимъ, сказывалъ онъ мнѣ, что онъ, бывши въ Тулѣ, по случаю говорилъ о сынѣ моемъ съ г. Веницеевымъ, и что сей отзывался, что сожалѣетъ, что я съ нимъ о томъ не говорилъ, а то бы поглядѣлъ онъ, не можноль-бы сдѣлать того ему, либо чрезъ г. Попова у князя Потемкина, либо чрезъ петербургскихъ за деньги, или просто. И г. Хомяковъ совѣтовалъ мнѣ не упускать сего случая и, будучи въ Тулѣ, повидаться съ онымъ. Сіе открывало мнѣ хотя новый каналъ, но мнѣ не весьма хотѣлось быть обязаннымъ господину Веницееву.

Сынъ мой въ этотъ день чуть-было опять не занемогъ: сдѣлалась дурнота, ежеминутное рыганіе, небольшая головная боль и волненіе въ крови. Всѣ мы невѣдомо какъ тѣмъ перепугались, опасаясь, чтобъ не сдѣлалось рецидива. Но какъ я заключалъ, что произошло сіе от того, что, при возвратившемся аппетитѣ, не поберегъ онъ себя и слишкомъ наѣлся, то тотчасъ взялъ я прибѣжище къ своему неоцѣненному енкритному камню, который тотчасъ и унялъ отрыжку, а Шталевъ порошок —волненіе въ крови, и сыну моему къ вечеру полегчѣло.

Въ наступившій за симъ день домашніе мои убирались уже къ отъѣзду въ Москву и укладывались, а передъ вечеромъ ѣздили прощаться къ г. Дьякову, казначею и городничему. Я выѣзжалъ съ ними и не могъ довольно надивиться ужаснымъ снѣгамъ и сугробамъ, за коими нигдѣ не было ни прохода, ни проѣзда. Князь поступилъ въ сей разъ по-княжески: не удостоилъ насъ напоить и чаемъ, поелику онъ уже напился и мы не застали онаго.

Наконецъ, настало 8-е число, назначенное къ отъѣзду. И какъ все было уже готово и укладено, то хотя погода была и не очень хороша, но за нею откладывать не стали. Но по-утру, распрощавшись съ нами, всѣ мои домашніе, кромѣ матушки и сына моего, отправились въ свой путь на пяти повозкахъ, Съ ними поѣхала и Аграфена Михайловна Челищева.

Такимъ образомъ остались мы только трое дома, и изъ дѣтей никого, кромѣ сына. Всѣ поѣхавшія въ путь намѣрены были обѣдать въ Дѣдиловѣ, а ночевать поспѣть въ Тулу, но мы сумнѣвались, что имъ сіе можно было. Не успѣли, онѣ выѣхать, какъ погода усилилась и сдѣлалась престрашная кура и такая вьюга, какая рѣдко бываетъ. Мы тужили уже, что онѣ поѣхали и за вѣрное почти полагали, что они далѣе Дѣдилова не поѣдутъ и тутъ ночуютъ, и хорошо-бъ было, еслибо они сіе сдѣлали, ибо стужа была такъ велика, что мы съ сыномъ во всѣхъ хоромахъ не находили мѣста для себя и цѣлый день проносили съ мѣста на мѣсто столъ свой и наконецъ принуждены были поселиться съ нимъ въ спальнѣ подлѣ печки, ибо она одна была теплѣе и спокойнѣе прочихъ, но и у ней всѣ окна от сѣвера занесло такъ высоко снѣгомъ, какъ никогда не бывало. Марья Юрьевна и Гурковъ помогли намъ проводить вечеръ, а послѣдній и ночевалъ съ нами.