Андрей Болотов - Жизнь и приключения Андрея Болотова [т. 4]

Все сіе продолжалось до самаго почти вечера. Всѣ наши старанія о томъ, чтобъ его развеселить, были тщетны. Наконецъ, полученное передъ вечеромъ письмо изъ Москвы от поѣхавшихъ за нѣсколько времени передъ тѣмъ туда господъ Алабиныхъ, его нѣсколько поразвеселило или, по крайней мѣрѣ, разогнало и разсѣяло смутныя его мысли. Но самое письмо сіе произвело и самую ту тревогу во всемъ нашемъ семействѣ, о которой я упоминалъ выше и ввергло насъ въ превеликое нестроеніе и нерѣшимость, что дѣлать.

Дѣло состояло въ слѣдующемъ. Семьянинки мои, столько-жъ озабочиваясь и безпокоясь тѣмъ, сколько и я, что производство сына моего въ сержанты ни шло, ни ѣхало и что всѣ просьбы и старанія не успѣвали и выходили одни только проводы, безъ вѣдома моего, и не сказавъ мнѣ ничего, просили старшую дочь госпожи Алабиной, Настасью Тимоѳеевну, чтобъ она отписала въ Петербургъ къ находившемуся тогда тамъ ея брату и попросила его освѣдомиться и узнать, можно ли сдѣлать, чтобъ сыну моему получить сержантскій чинъ чрезъ деньги, а при отъѣздѣ ея съ меньшою ея сестрою въ Москву просили ея, что ежели будетъ оттуда какой отвѣтъ, то увѣдомила-бъ насъ поскорѣе. Сія и не преминула обѣ сіи просьбы выполнить. И какъ, пріѣхавъ въ Москву, получила от брата письмо, то и увѣдомляла насъ, что братъ къ ней пишетъ, что онъ со многими тамъ совѣтовалъ и всѣ говорятъ, что въ тогдашнее время по просьбамъ чины получать трудно, а за деньги всего легче, и что ежели мы на то рѣшимся, то онъ охотно принимаетъ на себя трудъ и, при помощи милостивцевъ своихъ, надѣется это сдѣлать и можетъ быть рублей за 300, однако, для всякаго случая надобно бы послать къ нему 500 рублей.

Извѣстіе сіе всѣхъ насъ съ одной стороны обрадовало, а съ другой — привело въ нерѣшимость. Я давно желалъ, чтобъ можно было сіе сдѣлать за деньги и о пожертвованіи для сего 500 рублей и слова не говорилъ, но охотно хотѣлъ ихъ потерять для сына. Но былъ, тогда вопросъ: посылать ли ихъ тогда, или нѣтъ. Дѣло было не совсѣмъ, еще достовѣрное. Братъ помянутой дѣвицы былъ намъ хотя весьма знакомъ и не мотъ, однако, человѣкъ весьма еще молодой и только- что выпущенный изъ гвардіи въ капитаны и которому самому деньги были весьма надобны. Упоминаемые имъ милостивцы были князья Волконскіе, сущіе моты и картежники и въ долгахъ по шею. Они хотя-бъ и могли сіе сдѣлать, но ничего неизвѣстно еще было достовѣрнаго. Они заключали только, что можно, а ни съ кѣмъ еще не было о томъ говорено и никакого не было еще основанія. Сія недостовѣрность приводила насъ въ превеликое сомнѣніе. Всѣ мы опасались, чтобъ употребляемымъ до сего от разныхъ людей просьбамъ не сдѣлало-бъ сіе послѣднее средство помѣшательства. Сверхъ того, мы не досто- вѣрно, еще знали, что всѣ сіи просьбы остались тщетными, но имѣли причины сколько-нибудь еще ласкаться надеждою. На послѣднее письмо, посланное от Марьи Юрьевной къ г. Маркову некогда еще было приттить отвѣту, а ожидать еще надлежало онаго съ первою почтою. Съ стороны же г. Давыдова писано было только за нѣсколько дней до того о увѣдомленіи его изъ Петербурга, что чинъ сержантскій сыну моему доставленъ будетъ скоро. Все сіе могло быть, пустое и изо-всего могло не выттить ничего, но легко могло быть и правда. И можно было думать, что онъ уже около сего времени и произведенъ и что везутъ уже и пашпортъ. Итакъ, чтобъ въ семъ случаѣ не послать денегъ въ Петербургъ по напрасну и чтобъ въ семъ случаѣ не дали имъ тамъ уха: всѣ тамъ были молодцы молодые и не совсѣмъ надежные! Сумма же была не такъ мала, чтобъ ею можно было швыряться и на такую неизвѣстность рисковать ею. Весьма легко могли-бъ они всю ее въ таковомъ случаѣ истратить на свои надобности, а тогда — кланяйся имъ, дожидайся многіе годы и отчаивайся въ полученіи обратномъ!

Сіе-то обстоятельство приводило всѣхъ насъ въ разстройку мыслей. Мы учинили тогда всеобщій консиліумъ. Матушка, теща, жена, я, сынъ и дочь участвовали въ семъ совѣтѣ и трактовали цѣлый вечеръ это дѣло. Множество было говорено и разсуждаемо. Но наконецъ всѣхъ мнѣнія были въ томъ согласны, что деньги посылать опасно, и всѣ совѣтовали, чтобъ не посылать, а сдѣлать такъ, какъ я думалъ и предполагалъ, чтобъ писать мнѣ къ племяннику своему Михайлѣ Васильевичу Неклюдову, чтобъ въ случаѣ нужды снабдилъ онъ Алабина сими деньгами, то есть, когда узнаютъ, что сынъ мой еще не пожалованъ и когда оснуютъ уже дѣло, а я бы переслалъ уже ихъ тогда къ нему, а къ г. Алабину писать бы, чтобъ онъ начиналъ дѣло и деньги получалъ от онаго.

Сіе казалось всѣмъ намъ наилучшимъ способомъ, однако и съ симъ не остались мы совершенно спокойными. Мысли, что, легко статься можетъ, что племянника моего на то время въ Петербургѣ не случится, и что легко статься можетъ, что денегъ у него столько въ готовности быть не можетъ, тревожили насъ очень, и мы боялись, чтобъ самымъ тѣмъ не испортить всего дѣла и чтобъ не почли намъ то въ скупость и излишнюю недовѣрчивость и не бросили-бъ всего дѣла. Однако, рѣшились положиться на власть Божескую и смотрѣть что учинить Его святой волѣ будетъ угодно.

Впрочемъ, я самъ въ здоровьѣ своемъ столько въ сей день поправился, что въ состояніи былъ выѣзжать со двора къ тогдашнему нашему уѣздному судьѣ г. Дьякову въ гости. У него нашелъ я новаго своего [знакомца] г. Шахова, съ которымъ съ удовольствіемъ провели мы весь вечеръ и ни о чемъ почти болѣе не говорили, какъ о князѣ Потемкинѣ, о семъ великомъ вельможѣ тогдашняго времени, ворочившемъ всѣмъ государствомъ, приводившемъ все оное въ удивленіе собою и, какъ казалось, родившемся на сущій вредъ оному; о человѣкѣ, который ненавидѣлъ все свое отечество и причинялъ ему неизреченный вредъ и несмѣтные убытки алчностію своею къ богатству и от котораго и впередъ ничего ожидать было не можно, кромѣ вреда и пагубы. Все государство обрадовалось-было незадолго до того, по случаю разнесшейся молвы, что пришелъ онъ въ немилость у Императрицы. Однако, оказалось, что онъ опять все превозмогъ и тогда командовалъ по-прежнему всею арміею и продолжалъ по-прежнему дурить обжираться и дѣлать проказы, ни мало съ такимъ саномъ несообразныя. Мы дивились тогда и не знали, что съ симъ человѣкомъ наконецъ будетъ и чѣмъ кончится его пышность и величіе.

Какъ въ слѣдующій за симъ третій день февраля отходила изъ Богородицка московская почта, то надлежало намъ уже рѣшиться, что дѣлать и посылать ли въ Петербургъ деньги, или нѣтъ. Весь почти сей день провели мы въ писаніи туда писемъ. Я не успѣлъ встать, какъ принялся за сочиненіе на-черно письма, но все оное, каково ни велико было, не годилось. Надлежало сочинять другое, а тамъ третье и оба переписывать на-бѣло. Письмы были превеликія. Писать необходимо надобно было самому мнѣ и спѣшить, а притомъ въ каждую минуту опасаться, чтобъ не заѣхалъ г. Сахаровъ, котораго въ сей день въ Богородицкъ дожидались и которому быть у меня было надобно. Ни въ которое время был- бы я сему гостю такъ много не радъ, какъ тогда, еслибъ онъ заѣхалъ и мнѣ писать помѣшалъ. Для меня была тогда каждая минута дорога. Почтмейстеръ приказывалъ ко мнѣ то-и-дѣло, чтобъ я поспѣшалъ. Наконецъ, одинъ гость ко мнѣ и заѣхалъ, но, по счастію, во время самаго уже запечатыванія писемъ, а притомъ любезный человѣкъ и мои другъ г. Шушеринъ, и который не могъ мнѣ сдѣлать дальней остановки и помѣшательства. А такимъ образомъ я дѣло свое и кончилъ, и отправилъ корабль на произволъ судьбы на воду.