Александр Королев - Илья Муромец

Впрочем, отношения с немцами не сводились только к войне. Противостояние периодически сменялось миром, продолжалась выгодная торговля. Известно о заключении торгового соглашения между Ригой и Полоцком в 1210 году. От 1229 года до нашего времени дошел торговый договор смоленского князя Мстислава Давыдовича, заключенный от его имени и от имени князей полоцкого и витебского с Ригой и Готландом. В нем упоминаются и другие города, с которыми русские поддерживали торговые сношения: Висби, Любек, Жат (уже известный нам Соест), Мюнстер, Бремен и др. Немцы имели в Смоленске дворы и церковь. К 1220-м годам сильный Смоленск сумел поставить ослабевший Полоцк под свой контроль. Мир, который немцы увидели в Северо-Западной Руси, они и отразили в «Тидрек-саге»: русскими управляет Владимир, которому принадлежат Полоцк и Смоленск. Но центром его владений все-таки является знаменитый Новгород (Гольмгард) — с ним велась бойкая торговля у тех же немецких городов.

Информация шла не в одном направлении — русские также многое узнавали о немцах. Любопытно, что в Новгородской Первой летописи (в части старшего извода, написанной почерком XIII века) под 1204 годом помещен текст «Повести о взятии Царьграда фрягами». Как это и было в действительности, в качестве предводителя крестоносцев, разграбивших в тот год Константинополь, указан Бонифаций, маркграф Монферратский. В русской повести он именуется «Маркосом от Рима» (владения Бонифация лежали в Северной Италии). Словом «маркос» передана итальянская форма титула «маркграф» — « marchiso » или « marchese ». А чтобы читатели поняли, из каких краев явился этот римский «Маркос», автор повести поясняет: «…в граде Берне, идеже бе жил поганый злый Дедрик». {411} И. Э. Клейненберг отмечал, что «форма имени Дедрик указывает на нижненемецкий источник, т. е. на источник из Северной Германии» — где циркулировали сказания, составившие основу «Саги о Тидреке Бернском». {412}

Судя по всему, на немцев из Зоста, Бремена и Мюнстера, на которых ссылается составитель «Тидрек-саги» и которые торговали через остров Готланд с русскими, повлияла не только опасная для их единоверцев фигура Владимира Полоцкого, но и фольклорный образ Владимира Киевского, позднее получивший свое развитие в дошедших до нас былинах. Это следует из помещения рядом с ним на страницах «Тидрек-саги» богатыря Ильи-Илиаса. {413} Возможно, имя Владимира показалось немцам типичным именем русского правителя. И. Э. Клейненберг дает довольно реалистичное описание того, как происходил русско-немецкий обмен фольклорными материалами: «Сам быт купцов того времени, плававших за море, способствовал сохранению, развитию и исполнению всякого рода устных художественных произведений. Можно легко себе представить, что в те века, когда рукописные книги были дорогой редкостью, рецитация эпических песен и пересказ в прозе подвигов их персонажей занимали купцов во время длительных плаваний в тесных помещениях перегруженных маленьких судов. Также долгие зимние вечера в гостиных дворах на чужбине должны были заполняться чем-то допускаемым строгими уставами этих общежитий монастырского типа, где строго запрещались всякие азартные игры и другие увеселения, которые могли привести к раздорам и кровопролитию.

О том, что при таком заполнении досуга могло происходить и взаимное ознакомление немцев и русских с героями своих народных эпосов, говорит то, что в XII–XIII вв. новгородцы еще сами плавали за море на Готланд, где они имели свое „становище“, т. е. торговое подворье. Поездки туда они совершали главным образом на немецких судах, о чем свидетельствуют особые статьи в договорных грамотах 1189–1199 гг. и 1269 г., в которых обусловливается плата-неустойка немецкому шкиперу, перевозившему русских купцов, если они не захотят возвращаться домой на его же корабле и ему из-за этого грозят убытки от необходимости плыть обратно без полного груза и пассажиров. Эта активная торговля русских купцов по ту сторону Балтийского моря… а также плавания на немецких судах, несомненно, способствовали распространению среди них знания нижненемецкого языка, который вплоть до XVI в. служил средством общения при международной торговле в бассейне Балтийского моря.

Немецкие купцы со своей стороны, чтобы подготовить лиц, хорошо владеющих русским языком и грамотой, имели обыкновение поселять по договоренности на длительный срок в русские семьи своих сыновей или молодых приказчиков… К этому можно добавить, что не только изучающие русский язык купеческие служащие и сыновья подолгу жили в русских семьях. Известно, что некоторая часть немецких купцов в Новгороде останавливалась не в своих подворьях, а на частных квартирах у своих постоянных русских контрагентов». {414} Негативное отношение авторов русской повести к «Дедрику», определение его как «поганого» и «злого» исследователь связывает с тем, что, ознакомившись с «деяниями» Дитриха-Тидрека Бернского, отразившимися в саге, русские разглядели в нем злейшего врага Владимира и Ильи, всей Руси, а значит, и своего врага тоже. {415}

Впрочем, ничего типичного для характеристики былинного образа Ильи в немецких произведениях нет. Вот, например, Илья в «Ортните» мечтает увидеть свой дом, жену и детей. Эти картины обывательского благополучия нашему Илье Муромцу чужды. В былинах у Ильи есть дети (дочь или сын), но отношения богатыря с их матерями далеки от идеала, да и дети никаких родственных чувств к отцу не испытывают. Напротив — стремятся его убить. Немцы знали о нашем Илье только то, что он славный и могучий старый богатырь, связанный родством с князем Владимиром (чего в былинах нет), воевавший вместе с ним против общих врагов, проявлявший при этом беспощадность и готовность с наслаждением истреблять неприятеля в больших количествах, участвовавший в добывании для князя невесты (чем заняты обычно другие богатыри). И еще одна черта в характеристике Ильи Русского ничего общего не имеет с былинами — у немцев он знатный человек, король Руси или ярл Греции. Чего только стоит его обещание привести на помощь Ортниту пять тысяч воинов! В былинах Илья действует вне массовки — он совершает свои подвиги один. И в этом состоит, кстати, коренная черта героев русских былин!

В общем, ничего «русского» в немецком Илиасе Русском не осталось. Взяв из русского эпоса лишь имена Владимира и Ильи и придав своим произведениям «русский колорит», создатели «Ортнита» и «Тидрек-саги» удачно разбавили, таким образом, Гертнитов и Озантриксов. И тут нельзя не вспомнить замечание, сделанное когда-то крупным советским фольклористом В. М. Жирмунским: «В тех случаях, когда между народами нет эпической „взаимности“, чужой богатырь может быть известен только по имени или к славе его имени могут быть прикреплены эпические сказания, возникшие на его новой родине». {416} Скорее всего, и «знатность» Ильи, которая многими исследователями (кстати, и тем же В. М. Жирмунским) отмечалась как древняя черта в характеристике нашего героя, не отражает русский материал и вообще не является исконной. Б. И. Ярхо в связи с этим заметил любопытную тенденцию, стабильно проявляющуюся при попадании персонажа в иностранный эпос. «Так Хаген, перейдя в Скандинавию, из дружинника Гунтера стал его братом и, стало быть, королем. Вспомним также, как изменник Ганелон при переходе в нидерландский эпос стал отцом мавританских царей Марсилия и Балиганта». {417} С переходом на германскую почву Илья, следуя той же тенденции, превратился в брата Владимира. Пытаться, основываясь на материалах «Ортнита» или «Тидрек-саги», выявлять какие-то черты, которые могли быть изначально присущи Владимиру или Илье, в общем, бесперспективно. Как заметила Г. В. Глазырина, специально занимавшаяся «Тидрек-сагой», автор саги строит свое повествование, механически используя стереотипные формулы, «он не принимает во внимание ни поворотов сюжета, ни характеристику конунга. В почти одинаковых выражениях описывается поведение любого конунга, который, по мнению автора саги, достоин того, чтобы быть изображенным в произведении, а следовательно, соответствующий существующему в обществе идеальному представлению о конунге». {418}