Александр Королев - Илья Муромец

О причинах этого и о человеке, история бурной жизни которого так повлияла на эпический образ Ильи Муромца, речь пойдет в следующей главе.

Во времена ласкового и милостивого царя Федора Ивановича, привычками и нравом выгодно контрастировавшего со своим отцом Иваном Грозным, жила в глубоко провинциальном Муроме некая Ульянка. По убогости житья и предсмертному повелению своего сожителя Ивана Коровина она приняла постриг в муромском же Воскресенском девичьем монастыре и в черницах стала прозываться Улитой. При монастыре обретался и ее сын Илейка — плод незаконного союза с Коровиным. Жили Ульянка с Иваном без венца, и не было до того никому дела, но на судьбе Илейки это обстоятельство сказалось самым неблагоприятным образом — жить предстояло с клеймом незаконнорожденного, а хорошего в сем мало. И чего, спрашивается, было не родить матушке Илейку от законного супруга? Был ведь у нее муж — Тихон Юрьев, торговец, солидный человек! Но, видно, не судьба!

Муром весь на горах стоит, а Воскресенский монастырь, так, кажется, на самой высокой! Если с высоты смотреть — весь город как на ладони! Холмы и овраги, река Ока и леса, а среди зелени на холмах торчат людские крыши и купола монастырских соборов — деревянной Троицкой церкви, и каменной Благовещенской, и главного городского собора Рождества Богородицы. Он тоже из камня и стоит в кремле. Городская крепость хоть и деревянная, но сооружение серьезное: трое ворот, над ними башни, и еще 11 башен на стенах, в основании стен лес дубовый, а выше — сосновый и еловый. А на пространстве вокруг — опять церкви и дворы калачников, сапожников, скорняков, гончаров, портных, серебряников, солодовщиков, красильщиков, рыболовов, кирпичников, плотников, маслобойцев, кожевников и, конечно, пушкарей. Много — около семи сотен дворов! Пушкарей Илейка видел часто, их поселения примыкали к Воскресенской горе. Совсем далеко виднеется среди зелени Спасо-Преображенский собор Спасского монастыря, а между ним и Воскресенским монастырем, где-то посередке, ближе к воде, стоит храм-памятник — Косьмодемьянская церковь. Говорят, когда царь Иван Васильевич шел походом на Казань, во время остановки в Муроме на этом месте для него устроили походный шатер, тут государь простудился и лежал больной. Потом, конечно, выздоровел и повелел воздвигнуть на месте своего исцеления каменный храм во имя бессребреников Косьмы и Демьяна.

Поход на Казань существенно изменил положение Мурома. До славной победы 1552 года он был крепостью, можно сказать, пограничной, много раз вставал на пути казанцев, пытавшихся прорваться в центр страны; частенько они опустошали городские окрестности, жгли предместья, а город так взять и не смогли. Воеводы (а тогда назначались в Муром всегда люди знатные и известные — князья да бояре), служилые люди, ремесленники и сбежавшиеся за городские стены сельские обыватели палили из пушек и пищалей, выбирались на вылазки — всегда с большим уроном для татар. И при взятии Казани муромские бойцы отличились. Недаром царь Иван Васильевич город жаловал — тому доказательством каменные соборы, которые государь повелел построить — Благовещенский и Спасо-Преображенский. Мирная жизнь пошла городу на пользу — ведь никуда сразу не исчезли служилые люди, жившие на государевом жалованье и своим присутствием стимулировавшие рост ремесла и торговли. Так что среди посадских дворов стояли и дворы детей боярских, и хоромы бояр. И, главное, отступила внешняя опасность, в которой веками жил Муром. Начался расцвет, город принялся прирастать населением и расползаться слободами вширь. Окруженный могучими лесами, он снискал известность далеко за пределами России — английские купцы, например, знали, что лучшие куньи меха добываются русскими не только в Сибири, Перми и Казани, но и в ближайшем Муроме; отсюда же преимущественно идет лучший мед. Славились своим плодородием поля, орошаемые Окой. Река давала и множество рыбы, а рыба, вылавливаемая близ Мурома, считалась из речных лучшей в пределах тогдашней России. Ока, впадающая в Волгу, получала из великой реки белугу (про ее удивительную величину и малое количество костей на Западе ходили легенды), стерлядь, севрюгу, осетров и знаменитую белорыбицу.

Многое, правда, изменила страшная моровая язва, посетившая Муром в 1570 году. За ней пришел голод. Город запустел, и надолго. Отразилось на Муроме и общее ужесточение нравов, начавшееся во времена опричнины, — воеводы, прибывавшие теперь в город, выжимали из него последние соки, не давая подняться на ноги. При Федоре Ивановиче началось оживление городской жизни, потихоньку стала восстанавливаться численность населения, но бум 1560-х остался в далеком прошлом. Потенциала для нового рывка не было. Жизнь в Муроме шла размеренно, так же вяло текла она и в Воскресенском монастыре…

Когда мать умерла, оставаться в Муроме подросшему Илейке стало совсем незачем. Юношу взял в работу торговый человек Тарас Грознилников и перевез в Нижний Новгород. Здесь Илейку посадили в хозяйскую лавку торговать яблоками и горшками — занятие довольно тоскливое. Самым интересным происшествием в этот период его жизни стала поездка в Москву. У хозяина здесь, как видно, были дела; в чем они заключались, Илейка толком не знал, да и не вникал — к чему? Главное — Москва! Остановились на дворе у подьячего Дементия Тимофеева, близ Владимирской церкви, что в Садех. [3]Дементий служил под началом дьяка Василия Петровича Маркова. Его приказ ведал Устюгом Великим и Вяткой — собирал подати с посадских людей и крестьян, с кабаков, таможен и т. д.

В столице Илейка прожил полгода, от Рождества до Петрова дня. Впечатлений осталось много — и от огромного города, и от разговоров, которые велись в чиновничьей среде и между московскими торговцами. На момент приезда нижегородцев в Москву минул почти год, как не стало царя Федора Ивановича. С его кончиной пресеклась династия правителей, многовековыми трудами объединивших русские земли и создавших обширное Московское государство. По решению Земского собора новым царем стал Борис Годунов — шурин царя Федора. О покойном государе столичные жители отзывались с симпатией, хотя и считали дураком. Бориса Годунова, еще при жизни слабоумного Федора Ивановича забравшего в свои руки всю полноту власти, москвичи безусловно уважали. Могущество этого человека казалось беспредельным, а богатство — неисчислимым. Шептались в Москве и о коварстве и жестокости Годунова, что-то противоречивое рассказывали о страшном злодействе, учиненном за несколько лет до того в Угличе над братом Федора Ивановича царевичем Дмитрием. И все это несмотря на угрозу наказания!