Николас Пиледжи - Казино. Любовь и власть в Лас-Вегасе. Риск, азарт, искушение

Магнитофонная лента записывала ровно час. Магнитофон стоял в гараже. В первые пару дней я выяснил, что она подолгу разговаривает с Нэнси Спилотро. Я слушал фразы вроде: “И представь, что мистер Всезнайка мне сказал?”

Однажды она позвонила отцу и сказала: “Жаль, что ты не можешь пришить этого сукиного сына”. На фоне был слышен звон бокалов. Отец спросил, не пьет ли она.

Она ответила: “Папочка, я уже несколько месяцев не пью”.

Я слушал пленки, и мне казалось, что меня буквально пичкают дерьмом. Было тяжело. Я и представить не мог, что она говорит за моей спиной.

А потом, через пару дней, я услышал на пленке ее беседу с Тони. Он говорил очень быстро. Она рассказывала ему, когда я вернусь домой. Это было уже после того, как она обещала послать его. После того, как я объяснил ей всю опасность сложившейся ситуации. Теперь же я собственными ушами слышал, как она обсуждает с Тони место встречи.“Встретимся на бейсбольном поле”. “Завтра днем у Винсента игра”. “Увидимся на игре, он будет на работе”.“Фрэнк не потревожит”. И все такое.

Я не мог на нее смотреть, настолько я был зол от услышанного. Она могла всех нас погубить.

Следующим утром детей ждала тренировка в бассейне, поэтому они легли спать пораньше, и тем же вечером я сказал ей: “Джери, будь со мной честна. Если ты не была со мной честна, то сейчас самое время сказать правду. Ты все еще встречаешься с нашим приятелем?”

Я объяснил ей: “Ты подвергаешь себя такому же риску, как и меня. Тебя убьют первой, не меня, не его”.

– Не беспокойся, – отвечала она. – Все кончено.

Но я-то знал, что они встречаются, все было на пленке.

Я продолжал: “Вы хоть как-то контактируете?”

– Нет, дорогой. – ответила она.

– Ты уверена? – повторил я.

– После всего, через что мы прошли, я удивлена, что ты сомневаешься, – сказала Джери.

– Ладно, Джери, – сказал я. – Поклянись.

– Я клянусь, – сказала Джери. – Я бы никогда так не поступила. Можешь уже забыть об этом?

– Поклянись мне, – продолжал я. – Поклянись жизнью сына, и тогда я от тебя отстану.

Она посмотрела мне в глаза. Злобно. Она сказала: “Клянусь жизнью нашего сына. Прекратишь уже?”

– Ты, сука! – закричал я. – У меня есть запись!

Я достал маленький проигрыватель с кассетой, нажал на кнопку, и она услышала свой разговор с Тони.

– Выключи! – завопила она. – Я не хочу это слушать!

– Ах ты сука! – бросил я. Я завелся по-настоящему. – Я вышвырну тебя из сраного окна!

Она начала звать на помощь: “Стивен! Помоги мне! Стивен!”

Прибежал бедный заспанный малыш. Ему было всего девять. Джери меня уделала.

– Если не оставишь меня в покое, – сказала она, – я звоню в полицию.

Я вышел из дома и поехал в казино. Я поужинал, потом вернулся домой и лег спать. Я решил считать тренировку Стивена и Стефани самым важным делом».

Когда Джери вернулась из Беверли-Хиллз, куда ездила с Ленни Мармуром, Левша уже начал делить имущество. Он заполнил отказ от права требования при разделении недвижимости на предстоящем суде по расторжению брака. По этому соглашению Левше доставалось практически все: дом на 972 Вегас Вэлли Драйв; места номер 144 и 145 в загородном клубе Лас-Вегаса на Агуста Драйв; и четыре чистокровных скакуна – Островная Луна, Последний Аргумент, Мой Амиго и Мистер Содружество.

Но три банковские ячейки в филиале «Ферст Нэшнл Бэнк Оф Невада» на Стрипе были оформлены на обоих супругов. Розенталь объяснил это тем, что ему нужен был человек с доступом к наличным на тот случай, если его арестуют или он еще по какой-то причине не будет иметь возможности забрать собственные деньги.

Левша также заставил Джери дать согласие на то, что она лишится права на «опеку, воспитание и контроль над малолетними детьми, если будет замечена за употреблением алкоголя и/или барбитуратов».

Письмо Джери к Робин:

4-5-79

3:12 после полуночи

Моя дорогая Робин…

Милая, я не хочу тебя беспокоить, но я не знаю, на сколько меня еще хватит. У меня сломано ребро, подбиты оба глаза, все тело в синяках, и я думаю, мне не нужно говорить, кто меня всем этим наградил. И все это за последние две недели. Прошлой ночью он вернулся домой пьяным и душил меня, пока я не лишилась чувств. Кроме тебя мне больше некому об этом рассказать, потому что всем плевать. Поверь, мне по силам выносить все это дерьмо, но я могу как-нибудь схватиться за пистолет и на хрен пристрелить его. Он чуть не убил меня прошлой ночью. Когда я пришла в себя, он стоял надо мной, пьяный, он хотел меня избить еще сильнее. Теперь, когда он напивается, он не отдает себе отчета в том, что творит. Сегодня он пришел домой, и все началось снова, я заорала, велела ему убраться, оставить меня в покое, а он снова начал унижать меня, и я просто села и позволила ему верещать, а сама молилась, чтобы он вновь не поднял на меня руку. Я до смерти его боюсь.

Прошу, пиши мне. Я люблю тебя. И не звони – он слушает. Мама.

«Мы сидели в“ Джубилейшн”, когда Тони озвучил идею убрать Левшу, – рассказывал Фрэнк Куллотта. – Он не назвал имени. Он сказал:“Жид”. Сказал:“Не уверен пока насчет жида. Но если я окажусь прав, мне нужен будет человек. Есть у тебя кто?”

Я сказал: “Да, есть один”.

Он такой: “Ну, я не хочу, чтобы его убили на улице”.

А я такой: “Кого?”

А он мне: “Жида”.

Он сказал: “Я все устрою, и когда он высунется, уберем его.

Я расскажу, где прикопать тело”.

Нужно было всего лишь поднять фанеру, закинуть его в яму, и прикрыть ее.

Затем Тони сказал: “Я дам тебе знать, когда”.

Я сказал: “Окей”.

Он закончил разговор фразой: “Я сообщу тебе, но пока я не уверен”.

Мюррей Эренберг рассказывал: «Она стала шляться ночами. Кому известно, что она там вытворяла? Она почти все время была пьяна или под кайфом. Фрэнк недалеко ушел. Он напивался и каждую ночь веселился со своими танцовщицами. Разбрасывался деньгами. Покупал им это, покупал им то. Он просадил кучу денег в блэкджек. Он был либо худшим игроком в блэкджек, которого мне доводилось встречать, либо таким образом он за что-то себя наказывал».

Фрэнк Куллотта рассказывал: «У меня была пиццерия “Аппер Краст”. Конечно, там подавали еду, но вообще это было место встреч. Как-то утром, совсем рано – около семи или восьми утра, но у нас еще работала кухня – приехала Джери. Вышла из тачки, оставив дверь открытой. Выглядела помятой. С такой бабой не захочешь цапаться на людях, потому что она устроит настоящую сцену. Она начала топтаться на месте, орать, махать руками, она была высокой, выглядела чокнутой, попытка ее угомонить обернулась бы ночным кошмаром.

Она вломилась в ресторан с воплем: “Где он, мать его?”

– Прошу, Джери, – сказал я, – успокойся; не устраивай бардак.