Григорий Аросев - Владимир Набоков, отец Владимира Набокова

Что Набоков сделал, выйдя из тюрьмы? Ответ, возможно, кого-то удивит, но явно не тех, кто понимал, какой жизнью жил Набоков: он с женой отправился на отдых в Италию, где и работал над уже упомянутыми «Тюремными досугами». Вообще Набоковы часто выезжали за рубеж, реже – вдвоем, чаще – все вместе, в актуальном на каждый конкретный момент составе, да еще и с нянями-помощниками-гувернантками (и это мы еще не учитываем одиночные поездки ВДН по разным делам, а также тот факт, что Польша и Финляндия тогда оставались частью империи). Минимум пять раз Набоковы всей семьей отдыхали во Франции, в Биаррице или на Ривьере, часто бывали и в Германии, в том числе в курортном местечке Бад-Киссинген (всякий раз выезжали из Петербурга на парижском «Норд-Экспрессе»). Но при этом ни о переезде за границу, ни даже о проведении съезда кадетов за пределами России Набоков не только не помышлял, но и резко против этого выступал. В том же году, но осенью ВДН на конференции кадетов в Санкт-Петербурге заявил, что съезд за рубежом поставит партию в неудобное и щекотливое положение, так как подобное собрание было бы воспринято их оппонентами как конспиративное (повторим, что на Финляндию, особо удобную для жителей Петербурга, это не распространялось).

Настроение Набокова оставалось в целом стабильным, хотя политическая обстановка радости не внушала. «Все поблекло, прежде всего Государственная дума, которая вселяет глубокое разочарование даже у людей, симпатизировавших октябристам, – пророчески писал ВДН глубокой осенью 1908 года своему коллеге по партии Ивану Петрункевичу. – А между тем нет и тени надежды, чтобы этому бессилию пришел конец. Напротив. И так тянется по-будничному жизнь “граждан”, превращающихся постепенно в “обывателей”. Чувствуется, что только новый толчок может сдвинуть нас с места, но этот толчок нам обойдется слишком дорого, будет стоить бесчисленных жертв» [26] Российский либерализм: идеи и люди / Под общ. ред. А. А. Кара-Мурзы. – М.: Фонд «Либеральная миссия», 2007. С. 696. .

В последующие годы деятельность Набокова ограничивалась все тем же: статьи для «Речи» и других изданий, работа в партии конституционных демократов, доклады в различных профессиональных обществах и союзах. В феврале 1909 года Набоков прочел доклад об агентах-провокаторах. Выбор темы был связан с разоблачением эсера Евно Азефа, готовившего в том числе покушение на Николая Второго. А в конце того же года он в очередном выступлении в Юридическом обществе коснулся темы дуэлей.

В 1910 году Набоков, базируясь на своем докладе, опубликовал большую статью под названием «Дуэль и уголовный закон», в которой не только подробно рассказал об истории вопроса в ряде интересных ему стран (а также в России), но и высказал ряд суждений об этом виде разрешения споров, о необходимых видах наказания и целесообразности дуэлей как таковых. Отношение Набокова к дуэлям можно вкратце передать двумя фрагментами из этой статьи. Саму дуэль Набоков назвал «диким и отвратительным обычаем» [27] Здесь и далее цит. по: Набоков В. Д. Дуэль и уголовный закон. – СПб.: Тип. т-ва «Общественная польза», 1910. , а еще заметил, что «в России говорить о дуэли, как орудии цивилизации, было бы несколько непристойно». Но были в статье и другие, более развернутые мысли.

В первую очередь Набоков совершенно резонно указывал на то, что наказания, применяемые к участникам дуэлей, не влияют на причины, порождающие преступления, а бороться следует в первую очередь с причинами. При этом ВДН считал важнейшим фактором того, что непосредственно наказание применялось крайне редко, и таким образом дуэлянты рассчитывали, что избегут тюрьмы или, тем более, смертной казни. Но, по Набокову, было и другое интересное следствие: угроза наказания могла и увеличить риск дуэли. «Человек, который выходит на поединок, доказывая, что он не только рискует своей жизнью и здоровьем, но еще подвергается суровой угрозе уголовного закона, как бы является вдвойне героем, ибо он рискует во всяком случае – и в том случае, если остается живым», – писал Набоков. Он утверждал, что дуэль не может быть восстановлением чести, а лишь доказательством личного мужества, и тут же провел четкую границу между настоящим мужеством, когда человек отправляется на войну, и мужеством дуэлянта, который мог доказать лишь то, что «он обладает крепкими нервами». Вопрос же восстановления чести в целом выглядел сомнительно, поскольку, если на дуэли дерется человек, по выражению Набокова, «заведомо бесчестный, заведомо негодный», общество к нему не изменяет отношения, даже если он убивает противника на дуэли. Вспоминал Набоков и скандалистов-бретеров, которые сильны тем, что могут свою ловкость, умение стрелять и фехтовать «ставить на службу самым низменным и грязным побуждениям».

Сложность разрешения дуэльного вопроса Набоков хорошо понимал. Он не предлагал отказаться от попыток путем закона воздействовать на дуэль – требовалось искать «другие средства, обратиться к другим формам борьбы». «Перед нами только частное приложение общей задачи – борьбы против нелепых предрассудков, во имя здравых целесообразных понятий и отношений», – писал он. ВДН хорошо понимал и то, что общество должно само научиться реагировать на случаи оскорблений (которые заканчивались дуэлями), но и задавался вопросом, почему оскорбления (к примеру, в адрес женщин) наказываются несравнимо мягче, чем ничтожное преступление – карманная кража, например. В качестве одного из возможных решений Набоков предлагал ввести «суды чести» (эта идея получила распространение в советские времена в виде товарищеских судов, но, безусловно, В. Д. Набоков имел в виду что-то совсем иное), а еще настаивал на том, что дуэль должна наказываться за один только факт поединка, а не только за причинение повреждений или смерть одного из участников.

Ближе к концу статьи Набоков выступает с невероятно эффектным пассажем, который приводим почти полностью: «За последние четыре месяца у нас было 124 казни и 1100 самоубийств. Что перед этими цифрами значат совершенно ничтожные цифры лиц, пострадавших на дуэли? ‹…› Где же ручательство против того, что все возрастающее одичание, прогрессирующее обесценение человеческой жизни наряду с ростом политических страстей и усиление ненависти на почве политической не заставят распуститься пышным цветком увядавший, обреченный, казалось, способ разрешения столкновений? Трудно рассчитывать, чтобы борьба с дуэлью сейчас, в данное время, сделалась воодушевляющим лозунгом, трудно ожидать, чтобы общество, будучи ежедневным свидетелем того, что у нас творится, могло воспылать негодованием против дуэли и оказать прочную и широкую поддержку ее противникам. ‹…› И тем не менее борьба необходима. Она ведь направлена не против отдельных случаев, а против того психологического гнета, которым эти случаи порождаются. Как предсказать, кто может оказаться жертвой этого гнета?»