Григорий Аросев - Владимир Набоков, отец Владимира Набокова

Впрочем, справедливости ради отметим, что настойчивое решение Набокова вызвать на дуэль именно Суворина не очень понятно. Оскорбление со стороны Снессарева – да. Считал ниже своего достоинства вызывать автора некрасивой заметки на дуэль – хорошо. Но почему такое настойчивое желание драться с Сувориным? Суворин сам справедливо недоумевает в одной из газетных реплик:

Едва ли г. Набоков мог бы найти таких секундантов, которые вслед за ним решились бы заявить, что я, как редактор, обязан отвечать за статьи своих сотрудников. Однако достаточно одного взгляда в кодекс правил о поединках, чтобы такое заявление было отринуто. Ибо там сказано: «За статьи, подписанные автором, отвечает только автор» [31] Там же. .

И это истина: в знаменитом дуэльном кодексе написано: «За напечатанную оскорбительную статью несет ответственность автор» (пункт № 114). Есть, правда, и другой пункт (№ 117) в той же главе: «В пяти случаях ответственным является также редактор: 1) когда подписавший статью отказывается дать удовлетворение…» [32] Дурасов В. Дуэльный кодекс. С. 25. Цит. по: http://pushkinfond.ru/assets/files/duelny-kodeks-sait.pdf . . Но ведь к Снессареву Набоков не обращался, более того, его секунданты сами пытались переговорить с Набоковым о возможной дуэли, но тут уже от встречи с ними уклонился сам Владимир Дмитриевич.

(В скобках отметим один милейший факт: автор того самого дуэльного кодекса – Василий Дурасов, сейчас известен только этот свод правил. Но до революции существовали другие, и как раз один из них написал… Алексей Суворин!)

В. Д. Набоков изо всех сил пытался представить свое противостояние с Сувориными как частный конфликт, однако, и это хорошо понимали обе стороны, дело было куда сложнее. Газета «Новое время» представляла консервативно-реакционные силы (и даже являлась «твердыней русского антисемитизма», по словам виднейшего сиониста В. Жаботинского), ненавидевшие либералов и кадетов, которых представляли Набоков, Гессен, Милюков и многие другие, а также газета «Речь». Вопрос соответствия богатства Набокова и представляемых им демократических позиций всегда звучал очень остро. На повестке дня стояло и увеличение аудитории обеих газет: издания не бедствовали, но переманить определенную часть публики враждебного издания было задачей сколь непростой, столь же и привлекательной.

В общем, сложилась странная ситуация, порадоваться можно лишь за то, что до дуэли дело так и не дошло. Как и до суда: коррупционное дело в отношении Снессарева открыто не было, хотя, как пишет Левинг в той же статье, позднее в книге «Мираж “Нового времени”» недуэлеспособный журналист признался в заказных публикациях, к которым он имел отношение как раз в годы скандала с Набоковым. Но это было потом, а в 1911 году никаких доказательств у Набокова быть не могло, а равно ему было бы тяжело доказать умышленное оскорбление в свой адрес в связи с пассажем о «московской купчихе», поскольку Снессарев лишь «давал урок» инсинуации.

Официальное отношение к дуэлям в те годы существенно поменялось. И хотя дуэлянты оставались преступниками, иногда даже суд предлагал участникам спора формулировку «или отставка, или дуэль». Набоков выступал резко против старинного обычая и заявлял о необходимости самого жесткого преследования дуэлянтов. Сложно представить, что все это, включая также репутацию и поведение Набокова, не учитывалось Снессаревым и Сувориным при подготовке статьи об инсинуациях (без ведома редактора материал выйти не мог), – вероятность вызова со стороны Набокова казалась «Новому времени» минимальной. Однако вызов поступил: не ответить на личное оскорбление Набоков не мог.

Здесь надо отметить, что Набоков действительно готовился к дуэли или, по крайней мере, всерьез рассматривал ее возможность. Об этом мы знаем из «Других берегов» – книги воспоминаний Владимира Набокова – младшего. Доказательством, что В. Д. Набоков считал дуэль более чем вероятной, можно считать визиты Карла Тернана, тренера по фехтованию, который в дни скандала неоднократно приходил к Набоковым. И явно не для того, чтобы выпить чаю. Далеко не факт (но и не исключено), что, дойди дело до обсуждения подробностей, в качестве оружия была бы выбрана шпага, но в физическую форму и соответствующее боевое настроение Набоков себя привести явно хотел.

Чуть выше мы сказали, что последнее слово осталось за Набоковым. Так, да не совсем. В тот же день, когда он опубликовал в «Речи» свою последнюю заметку на эту тему, в «Новом времени» за авторством Бориса Суворина, единокровного брата Михаила, вышла глупейшая вещица: пьеса «Неистовый Вольдемар», в которой кадеты обсуждали, как бы Вольдемару половчее уклониться от вызова на дуэль. Вообще-то пародии, насмешки в рамках приличия, сатира – дело хорошее и даже нужное. При наличии вкуса и таланта. С ними в «Вольдемаре» были большие проблемы, но, на счастье Набокова, текст не привлек большого внимания и репутации его не повредил, а у него самого хватило самообладания никак на него не реагировать. (Здесь не обойтись без мистической детали: в «Неистовом Вольдемаре» утверждается, что главный герой не намерен рисковать жизнью ради газеты «Речь», но при этом чуть более десяти лет спустя прототип неистового Вольдемара, В. Д. Набоков, будет рисковать жизнью – и потеряет ее, – спасая Павла Самодовольного, еще одного персонажа идиотской пьески, то есть Павла Милюкова, от рук человека, который был… крестным сыном знакомого Алексея Суворина!)

К теме несостоявшейся отцовской дуэли Набоков-младший за всю свою авторскую жизнь обращался неоднократно. И если один раз – в «Других берегах» – он просто описывал свои ощущения, насколько мог восстановить их в памяти, то в других случаях он обращался к поединку В. Д. Набокова как автор художественной, а не автобиографической прозы.

Есть несколько текстов, где эта тема поднимается. Один из этих текстов – рассказ «Подлец» (написан в 1927 году, опубликован в 1930-м), в котором герой, Антон Петрович, живущий в Берлине, вынужденно вызывает на дуэль своего приятеля (мгновенно превратившегося в бывшего) по фамилии Берг, так как последний оказался замешанным в любовную историю с женой Антона Петровича. Однако, вопреки тому, что он сам вызвал Берга на дуэль, предстоящий поединок очень пугает героя. Антон Петрович в результате просто сбегает с места поединка, но позором для него это не заканчивается, потому что еще до того, как наружу выходит то, что Антон Петрович струсил, выясняется, что струсил и Берг, первым отказался от дуэли – и обесчещенным оказывается именно Берг, а не Антон Петрович (и «подлец» в рассказе – как раз Берг).

Мы настолько подробно вспоминаем этот рассказ ровно для понимания того, что идея двойного отказа от дуэли, конечно, была взята Набоковым-младшим из реальных событий, однако при всем взаимном неуважении, которое, очевидно, питали друг к другу В. Д. Набоков и оба Суворина и Снессарев, вряд ли кто-либо считал другого таким ничтожеством и подлецом, каким считали Антона Петровича и Берг, и сам Антон Петрович. Безусловно, разногласия были очень серьезные, но до уровня взаимного унижения они, как мне кажется, не опускались. Поэтому рассказ «Подлец» вряд ли стоит рассматривать как непосредственную рефлексию событий 1911 года.