Махатма Ганди - Моя жизнь, или История моих экспериментов с истиной

— Спешу вас заверить, что всегда готов нести ответственность, если для того есть причины. Однако меня поразило и глубоко уязвило известие о беспорядках в Ахмадабаде. Не могу отвечать за Амритсар, поскольку никогда не бывал там и никому в этом городе не известен, но по поводу Пенджаба могу сказать точно: если бы пенджабские власти не препятствовали моей поездке туда, я бы сумел поддержать там порядок. Приказ о запрете на въезд спровоцировал людей.

Мы всё спорили и спорили. Достичь согласия было невозможно. Я сказал ему, что собираюсь прийти на митинг на Чаупати и призвать людей к спокойствию, после чего покинул участок. Митинг проводился среди песков Чаупати. Я долго говорил о том, что необходимо не прибегать к насилию, и о пределах сатьяграхи. Я также сказал:

— Важно понять, что сатьяграха — оружие тех, кто привержен истине. Сатьяграха основана на принципе ненасилия, и пока вы не научитесь соблюдать его в мыслях, словах и делах, я не могу призывать вас к массовой сатьяграхе.

Анасуябай тоже получила известия о беспорядках в Ахмадабаде. Кто-то пустил слух, что и ее арестовали. Фабричные рабочие буквально сошли с ума, узнав о ее предполагаемом аресте, бросили работу и прибегли к насилию, избив до смерти сержанта полиции.

Я отправился в Ахмадабад. Мне сообщили о предпринятой попытке разобрать рельсы вблизи от Надиада и о том, что правительственного чиновника убили в Вирамгаме, а в Ахмадабаде ввели военное положение. Людей охватил страх. Они позволили себе насильственные действия и теперь расплачивались за это.

На вокзале меня ожидал офицер полиции, чтобы сопроводить к мистеру Пратту, комиссару округа. Тот был в ярости. Я начал разговор очень спокойно и выразил сожаление по поводу беспорядков, затем сказал, что во введении военного положения нет необходимости, и заявил о своей готовности сотрудничать с властями, чтобы восстановить порядок. Потом я предложил провести митинг на территории ашрама Сабармати. Он охотно принял мое предложение, и митинг состоялся, насколько помню, в воскресенье 13 апреля, а военное положение отменили в тот же день или днем позже. Обращаясь к собравшимся на митинге, я постарался объяснить им, насколько неверно они поступали, и объявил, что вынужден прибегнуть к трехдневному посту в знак покаяния. Я также призвал людей держать подобный же пост продолжительностью в один день, а виновных в насилии убеждал признать свою вину.

Я понимал, в чем состоит мой долг. Было нестерпимо больно узнать, что рабочие, среди которых я провел достаточно много времени, которым я служил и от которых ожидал совсем другого, участвовали в бунте. Теперь часть вины за этот бунт я должен был взять на себя.

Я призвал людей признать свою вину, а правительство — никого не наказывать. Ни те ни другие не вняли моим призывам.

Сэр Раманбхай, ныне покойный, и еще группа граждан Ахмадабада пришли ко мне с просьбой приостановить сатьяграху. В подобной просьбе не было нужды: я уже и сам принял такое решение, поскольку люди никак не могли усвоить урока спокойствия и порядка. Друзья покинули меня вполне удовлетворенными.

Однако были и другие — те, кого совсем не обрадовало подобное решение. Они считали, что массовая сатьяграха так и останется недостижимой, пока я жду повсеместного спокойствия и считаю его обязательным условием для начала кампании. Мне было жаль, но приходилось соглашаться с ними. Если даже те, среди кого я сам проводил просветительские мероприятия и от кого ожидал готовности к ненасилию и самопожертвованию, прибегали к насилию, то сатьяграха, разумеется, была невозможна. Я твердо верил, что тот, кто хочет возглавить народ во время сатьяграхи, обязан уметь сдерживать людей в рамках ненасилия, которое необходимо. Того же мнения я придерживаюсь и сейчас.

Почти сразу после митинга в Ахмадабаде я отправился в Надиад. Именно там я впервые произнес фразу «огромная, как Гималаи, ошибка», которую теперь так часто употребляют. Еще в Ахмадабаде я начал смутно понимать, что допустил просчет. Но только добравшись до Надиада, увидев все своими глазами и услышав сообщения об арестах многих людей в округе Кхеда, я внезапно понял, что совершил очень серьезную ошибку, когда призвал население Кхеды и других мест к гражданскому неповиновению — преждевременно, как мне казалось теперь. В тот день я выступил на митинге, и мое публичное признание совершенной ошибки вызвало насмешки. Но я ни разу потом не пожалел о своем признании, поскольку всегда считал, что если изучаешь собственные ошибки через увеличительное стекло, а с ошибками других поступаешь противоположным образом, то получаешь хотя бы отчасти верную оценку и тех и других. Более того, я полагаю, что скрупулезное соблюдение этого правила необходимо для того, кто хочет стать настоящим сатьяграхом.

Давайте теперь рассмотрим, в чем заключалась моя «огромная, как Гималаи, ошибка». Прежде чем человек будет готов к осуществлению на практике принципов гражданского неповиновения, он должен добровольно научиться уважительно относиться к государственным законам. По большей части мы подчиняемся этим законам из страха перед наказанием за их нарушение, и это в особенности относится к тем законам, которые не затрагивают наших моральных принципов. К примеру, честный и уважаемый человек не начнет внезапно воровать, независимо от того, есть закон, запрещающий воровство, или нет, но тот же самый человек не устыдится, если не включит фонарь на велосипеде в темное время суток и тем самым нарушит правило. Сомнительно даже, что он хотя бы прислушается к совету быть более осторожным в подобных случаях. Однако он будет соблюдать любое обязательное правило подобного рода только из желания избежать неудобств, связанных с наказанием за нарушение. Такое подчинение, впрочем, не становится добровольным, как того требует сатьяграха. Участник сатьяграхи соблюдает законы своего общества сознательно и по доброй воле, поскольку считает это своим священным долгом. Только если человек уважает законы общества и ревностно подчиняется им, он получает право судить, какие из законов хороши и справедливы, а какие несправедливы и плохи. Только тогда он получает право гражданского неповиновения некоторым законам при определенных обстоятельствах. Моя ошибка заключалась в том, что я не следовал этому важному правилу. Я призвал людей начать кампанию гражданского неповиновения, прежде чем они оказались к ней готовы, и эта ошибка кажется мне такой же огромной, как Гималаи. Как только я оказался в округе Кхеда, все воспоминания о прежней успешной сатьяграхе там нахлынули на меня, и мне оставалось лишь удивляться, как я не сумел понять столь очевидной вещи. Я осознал, что, прежде чем люди будут готовы приступить к гражданскому неповиновению, им следует глубже вникнуть в его смысл. А потому перед началом новой массовой кампании необходимо прежде всего собрать группу добровольцев, искренне преданных, уже проникшихся истинным пониманием строгих правил сатьяграхи. Они смогут донести это понимание до других людей, а затем пристально следить, чтобы те не сбивались с верного пути.