Махатма Ганди - Моя жизнь, или История моих экспериментов с истиной

С такими идеями я добрался до Бомбея, где собрал группу добровольцев-сатьяграхов через базировавшуюся там организацию «Сатьяграха сабха» и с их помощью начал объяснять людям глубокий смысл и подлинное значение сатьяграхи. Работа заключалась главным образом в распространении просветительских листовок.

Но пока велась эта деятельность, я смог понять, как сложно заинтересовать людей мирной стороной сатьяграхи. Да и добровольцев удалось собрать не так много, как хотелось бы. Кроме того, даже те, кто вызвался помогать, не хотели заниматься регулярно и систематически. Шли дни, и число новых рекрутов не увеличивалось, а постепенно уменьшалось. И я осознал, что подготовить людей к кампании гражданского неповиновения будет не так-то просто.

Так и случалось, что, пока движение в поддержку ненасилия неуклонно, хотя и медленно развивалось, правительство прибегало все к новым и новым необоснованным репрессиям. В самой своей уродливой форме этот процесс проявился в Пенджабе. Лидеров брали под арест, было введено военное положение, царило беззаконие, создавались «особые» трибуналы, которые не имели ничего общего с обычными судами. Они стали просто инструментами авторитарной власти. Приговоры выносились бессистемно с грубейшими нарушениями правил справедливого правосудия. В Амритсаре ни в чем не повинных мужчин и женщин заставили ползать на животах, словно червей. Перед подобным неслыханным безобразием меркла даже трагедия в Джаллианвала-багх [129] Расстрел британскими колониальными войсками мирной демонстрации в центральном парке Амритсара 13 апреля 1919 г., повлекший за собой многочисленные жертвы. Событие получило название «Бойня в Джаллианвала-багх». , хотя именно эта кровавая бойня привлекла к себе внимание Индии и всего мира.

Мне пришлось серьезно задуматься о поездке в Пенджаб, невзирая на возможные последствия. Я написал письмо вице-королю и послал телеграмму, испрашивая разрешения отправиться туда, но напрасно. Если бы я продолжал действовать без официального разрешения, меня бы не пропустили на территорию Пенджаба, и мне оставалось бы только удовлетвориться самой попыткой совершить акт гражданского неповиновения. Возникла дилемма. Если бы я нарушил приказ и поехал в Пенджаб, это едва ли можно было бы назвать актом истинного гражданского неповиновения, поскольку я не наблюдал вокруг себя той мирной атмосферы, к которой стремился, а разгул репрессий в Пенджабе лишь усиливал чувство всеобщего отвращения. Проявить гражданское неповиновение (даже если оно было возможно) в такое время означало бы подлить масла в огонь. А потому я решил не ездить в Пенджаб, несмотря на настойчивые уговоры друзей. Мне пришлось проглотить эту горькую пилюлю. Новости о новых беззакониях и репрессиях поступали из Пенджаба ежедневно, а я мог только беспомощно сидеть и скрежетать зубами от злости.

Именно тогда арестовали мистера Хорнимана, под началом которого газета «Бомбей Кроникл» превратилась в мощное оружие. Это действие правительства было настолько грязным, что его мерзкий запах я чувствую до сих пор. Я знал, что мистер Хорниман был законопослушным гражданином. Ему не понравилось, что я отказался подчиняться запрету на въезд в Пенджаб, не посоветовавшись с комитетом сатьяграхи, и он охотно поддержал решение приостановить кампанию гражданского неповиновения. Я даже получил от него письмо, в котором он советовал прекратить кампанию, причем оно было написано еще до того, как я принял окончательное решение на сей счет. И только из-за того, что Бомбей далеко от Ахмадабада, письмо дошло до меня уже после того, как я объявил свое решение. Внезапное устранение мистера Хорнимана показалось мне одновременно неприятным и странным.

Директора «Бомбей Кроникл» обратились ко мне с просьбой взять на себя ответственность за выпуск газеты. Мистер Брелви уже числился ее штатным сотрудником, а потому на мою долю приходилось не так уж много работы, хотя это все равно налагало на меня дополнительные обязательства.

Но на сей раз меня «выручило» само правительство, распорядившись приостановить издание «Бомбей Кроникл».

Друзья из числа управляющих «Кроникл» — Умар Собани и Шанкарлал Банкер — издавали, кроме того, газету «Янг Индиа». Они предложили мне стать редактором «Янг Индиа» и, чтобы заполнить пустоту, образовавшуюся после закрытия «Бомбей Кроникл», выпускать «Янг Индиа» не один раз, а дважды в неделю. Я поддержал их предложение. Я хотел объяснить людям внутренний смысл сатьяграхи. Кроме того, я надеялся честно освещать ситуацию в Пенджабе. В каждом слове, что я писал, крылась потенциальная сатьяграха, и власти прекрасно понимали это. Поэтому я с радостью принял предложение друзей.

Вот только дойдет ли до индийской общественности смысл сатьяграхи, если издание будет выходить на английском языке? Бо́льшая часть моей работы велась в Гуджарате. Индулал Яджник в то время близко общался с Собани и Банкером. Он редактировал ежемесячник «Навадживан», публиковавшийся на гуджарати при финансовой поддержке Собани и Банкера. Они передали ежемесячник в мое полное распоряжение. Позже ежемесячник превратился в еженедельник.

Тем временем правительство разрешило возобновить издание «Кроникл», и «Янг Индиа» снова стала еженедельной. Публиковать два еженедельника в двух разных городах было неудобно и влекло за собой дополнительные расходы. Поскольку «Навадживан» издавался в Ахмадабаде, по моему предложению туда же перенесли и «Янг Индиа».

Была и другая причина. Опыт работы в «Индиан опиньон» показал, что любое такое издание нуждается в собственном печатном станке. Законы о печати, действовавшие тогда в Индии, были таковы, что существующие типографии, которые, естественно, работали ради получения прибыли, могли отказаться печатать статьи с изложением моих взглядов. Иметь свою типографию было необходимо, а поскольку ее легче всего было основать в Ахмадабаде, то еще и поэтому я предложил перевести «Янг Индиа» туда.

Через эти два издания я попытался объяснить читающей публике принципы сатьяграхи. Обе газеты выходили большими тиражами, которые в какой-то момент достигли сорока тысяч экземпляров каждый. Но если тираж «Навадживана» рос стремительно, то тираж «Янг Индиа» увеличивался медленно и постепенно. После того как меня посадили в тюрьму, тиражи обеих газет упали и сейчас составляют менее восьми тысяч экземпляров.

С самого начала я был против публикации в газетах рекламных объявлений. Не думаю, что издания от этого много потеряли. Напротив, я уверен, что такой подход в значительной степени позволил им сохранить независимость.