Махатма Ганди - Моя жизнь, или История моих экспериментов с истиной

Я все объяснил ему, но причиной его упрямства было не отсутствие мест в дилижансе, а нечто совсем другое. Пассажиров размещали внутри экипажа, однако, поскольку я был «кули» и более того — иностранцем, проводник, как здесь называли белого мужчину, распоряжавшегося всем в дилижансе, посчитал, что будет правильнее не сажать меня рядом с белыми пассажирами. Было еще два места снаружи, по обе стороны от возницы. Как правило, одно из них занимал сам проводник, но сегодня он уселся внутри, уступив мне свое место. Я понимал всю несправедливость и унизительность происходящего, но предпочел проглотить обиду. Я не мог силой пробиться в дилижанс, а если бы начал пререкаться, экипаж наверняка уехал бы без меня. Я бы попросту потерял еще один день, а только Небу известно, что могло случиться назавтра. Злость кипела во мне, но я покорно сел рядом с возницей.

Примерно в три часа пополудни дилижанс приехал в Пардекоф. Тогда проводнику захотелось занять мое место, поскольку здесь он смог бы покурить или просто подышать свежим воздухом. Он взял у возницы кусок грязной мешковины, постелил ее на подножке, а потом обратился ко мне:

— Сами, теперь ты можешь сесть туда, а мне нужно сесть рядом с возницей.

Вытерпеть такое оскорбление было уже выше моих сил. Весь дрожа от ярости и страха, я ответил:

— Вы же сами посадили меня сюда, хотя мое место внутри дилижанса. Я стерпел ваше оскорбление. А теперь вам вздумалось посидеть снаружи и покурить, и вы заставляете меня разместиться у вас в ногах! На это я не пойду. Я согласен перебраться только внутрь дилижанса.

Пока я с трудом произносил эти фразы, проводник навалился на меня и стал с силой бить по щекам, потом схватил за руку и попытался стащить вниз. Я же вцепился в медные поручни дилижанса и крепко держался за них, рискуя сломать запастья. Пассажиры всё видели: этот человек ругал меня последними словами, тащил и избивал, но я молчал. Он был значительно сильнее меня физически. Некоторых из пассажиров тронуло мое отчаянное положение, и они воскликнули:

— Эй, оставьте его в покое! Не надо его бить. Он ни в чем не виноват. Правда на его стороне. Если он не может оставаться там, позвольте ему пересесть к нам!

— Ни за что! — выкрикнул в ответ проводник, но, как мне показалось, весь его пыл улетучился, и он перестал бить меня. Он отпустил мою руку, еще раз осы́пал меня проклятиями, затем велел слуге-готтентоту, сидевшему по другую сторону от возницы, перебраться на подножку, а сам занял его место.

Пассажиры тоже расселись, раздался свисток, и дилижанс покатил дальше. Сердце колотилось у меня в груди. Я уже начал гадать, сумею ли вообще добраться живым до своего пункта назначения. Проводник то и дело бросал на меня злобные взгляды, показывал на меня пальцем и рычал:

— Берегись! Как только окажемся в Стандертоне, уж я тебе задам жару!

Я сидел молча и молил Бога о помощи.

В Стандертон мы приехали, когда уже стемнело, и я вздохнул с облегчением, увидев индийские лица. Как только я спустился, эти люди приблизились ко мне и сказали:

— Мы пришли, чтобы встретить вас и проводить в магазин шета Исы. Дада Абдулла прислал нам телеграмму.

Я был несказанно рад этому, и мы вместе отправились в магазин шета Исы Хаджи Сумара. Шет и его продавцы сразу же обступили меня. Я рассказал о том, через что мне довелось пройти. Они выслушали меня с искренним огорчением и принялись утешать, вспоминая о собственных бедах такого же рода.

Мне не терпелось сообщить о произошедшем агенту транспортной компании. Я написал ему письмо, изложив подробности и особо подчеркнув те угрозы, которые прозвучали в мой адрес от его подчиненного. Я также запросил гарантии, что меня разместят в дилижансе вместе с остальными пассажирами, когда мы снова тронемся в путь завтра утром. Ответ был таков: «От Стандертона следует более вместительный дилижанс с другим проводником. Человека, на которого вы жалуетесь, завтра не будет, и вас посадят с другими пассажирами».

Это успокоило меня. Разумеется, я не хотел подавать в суд на оскорбившего меня проводника, и на этом рассказ о моем столкновении с ним можно закончить.

Утром человек шета Исы проводил меня к дилижансу, в котором на сей раз мне досталось хорошее место. Тем же вечером я без всяких приключений добрался до Йоханнесбурга.

Стандертон — деревушка, Йоханнесбург же — большой город. Шет Абдулла телеграфировал туда и дал мне адрес фирмы Мухаммада Касама Камруддина. Его служащий приходил встречать меня, но мы с ним разминулись. Я решил остановиться на ночь в гостинице. Мне были известны названия нескольких. Я взял извозчика и отправился в гостиницу «Гранд нэшнл», где спросил номер у управляющего. Он смерил меня взглядом и вежливо сказал:

— Мне очень жаль, но у нас сейчас нет свободных номеров.

После чего сразу распрощался со мной. Я назвал извозчику адрес магазина Мухаммада Касама Камруддина. Там я застал уже ожидавшего меня шета Абдула Гани. Он сердечно приветствовал меня и от души посмеялся над моей историей в гостинице.

— Итак, вы действительно думали, что вам дадут номер? — спросил он.

— А почему бы и нет? — удивился я.

— Узнаете сами, когда поживете здесь несколько дней, — сказал он. — Только мы способны жить в этой стране и терпеть все унижения, чтобы заработать на хлеб. Вот так.

Затем он рассказал мне о тех трудностях, с которыми сталкивались индийцы в Южной Африке.

О шете Абдуле Гани мы узнаем больше из моего дальнейшего повествования.

А в тот день он сказал мне:

— Эта страна не для таких людей, как вы, а потому слушайте внимательно. Завтра вам предстоит отправиться в Преторию. Вы поедете третьим классом. Ситуация в Трансваале для нас еще хуже, чем в Натале. Билеты первого и второго класса вообще не продают индийцам.

— И вы ничего не пытались предпринять?

— Мы посылали наших представителей, но, должен признаться, теперь наш народ сам частенько не хочет ездить первым или вторым классом.

Я попросил дать мне правила для путешествующих по железным дорогам и прочитал их. В них была путаница. Старое законодательство Трансвааля не отличалось точностью и ясностью, и подобный документ, конечно, тем более.

Я сказала шету:

— Я поеду только первым классом, а если не смогу, то предпочту нанять возничего, чтобы добраться до Претории. Речь идет всего-то о тридцати семи милях.

Шет Абдул отметил, что это отнимет больше времени и потребует бо́льших расходов, но поддержал мое стремление ехать первым классом. Мы отправили письмо начальнику вокзала. В нем я упомянул о том, что являюсь адвокатом и всегда путешествую только первым классом, а также подчеркнул, что обязан добраться до Претории как можно быстрее. Кроме того, я заявил, что не могу ждать письменного ответа, поэтому приду на вокзал лично за билетом первого класса. Разумеется, я сделал это не без умысла. Ход моих рассуждений был таким: если начальник вокзала, для которого я всего лишь «кули-адвокат», ответит письменно, то этот ответ почти наверняка будет отрицательным. Я же решил предстать перед начальником в безукоризненном английском костюме, побеседовать с ним и убедить выдать мне билет первого класса.