Махатма Ганди - Моя жизнь, или История моих экспериментов с истиной

Преступная халатность муниципалитета и непросвещенность самих индийцев привели к тому, что район превратился в рассадник грязи и болезней. Вместо того чтобы попытаться исправить ситуацию, в которой были виноваты его же чиновники, муниципалитет использовал антисанитарию, царившую в этом месте, как предлог для ликвидации района. Для этого чиновники получили от властей разрешение выселить индийцев с обжитого места. Таким было положение вещей, когда я устроился в Йоханнесбурге.

Поселенцы, у которых было право собственности, естественно, могли потребовать компенсации. Был создан специальный трибунал для разбора подобных случаев. Если владелец отказывался от предложенной муниципалитетом компенсации, он мог обратиться в трибунал, и, если последний оценивал участок выше, муниципалитет оплачивал все издержки.

Большинство поселенцев-собственников нанимали меня в качестве юрисконсульта. Я не хотел обогащаться за счет таких дел и говорил поселенцам, что буду удовлетворен любой суммой, какую назначит трибунал в случае положительного исхода, и гонораром в размере десяти фунтов по каждому случаю, независимо от результата. Кроме того, я объяснил им, что собираюсь откладывать половину полученных от них денег на строительство больницы или другого подобного учреждения для неимущих. Это, конечно же, всем очень понравилось.

Из семидесяти дел проиграно было только одно. Сумма моего гонорара оказалась, таким образом, весьма внушительной. Но ведь у меня на руках оставалась газета «Индиан опиньон», постоянно нуждавшаяся в деньгах, и, насколько помню, она получила от меня тысячу шестьсот фунтов. Я трудился упорно. Меня постоянно окружали поселенцы. Большинство из них изначально были законтрактованными рабочими из Южной Индии. Чтобы решить свои проблемы, они создали собственную ассоциацию, которая не зависела от свободных индийских коммерсантов. Некоторые из них привлекали меня своим простодушием, свободомыслием и сильным характером. Возглавляли ассоциацию Джайрамсинг в качестве председателя и Бадри, ни в чем председателю не уступавший. Обоих уже больше нет с нами. Они оказали мне неоценимую помощь. Особенно сблизился со мной Бадри и сыграл заметную роль в сатьяграхе. Через этих и других друзей я смог тесно пообщаться с многочисленными поселенцами из Северной и Южной Индии. Я стал для них братом и разделил с ними и личные, и общественные печали и проблемы.

Наверное, кому-то будет интересно узнать, как они называли меня. Шет Абдулла отказался обращаться ко мне по фамилии. К счастью, никто не оскорблял меня, называя или считая «сагибом». Шет Абдулла нашел прекрасное обращение «бхай» — то есть брат. Другие последовали его примеру и называли меня так вплоть до того самого дня, когда я покинул Южную Африку. Это обращение звучало особенно приятно, когда его использовали бывшие законтрактованные индийцы.

Когда муниципалитет завладел земельными участками индийцев, их не сразу изгнали из района. Прежде чем выселить их, необходимо было найти для них новое место. Поскольку муниципалитет едва справлялся с этой задачей, индийцы оставались в «грязном» районе, и положение их только ухудшилось. Перестав быть хозяевами, они стали съемщиками участков у муниципалитета, антисанитария при этом лишь усугубилась. Пока земля принадлежала им, они были вынуждены поддерживать хотя бы относительную чистоту, пусть и из страха перед законом. Муниципалитет же ничего такого не страшился. Число поселенцев росло, а с ним росли теснота и беспорядок.

Пока индийцы страдали в столь ужасных условиях, внезапно вспыхнула эпидемия легочной чумы, гораздо более страшной и смертоносной, чем бубонная.

К счастью, очагом заболевания стал не район кули, а золотодобывающая шахта, расположенная неподалеку от Йоханнесбурга. Рабочими на шахте были в основном негры, за чистоту и здоровье которых несли полную ответственность белые наниматели. Рядом работали также и индийцы. Из них двадцать три человека неожиданно заболели и однажды вечером вернулись домой с острыми симптомами. Как раз в это время в районе находился Маданджит, который искал там новых подписчиков для «Индиан опиньон». Это был удивительно отважный человек, но даже он ужаснулся, увидев жертв бедствия, и послал мне следующую записку: «Случилась внезапная вспышка черной чумы. Вы должны приехать немедленно и срочно принять меры, иначе нас ждут крайне неприятные последствия. Пожалуйста, приезжайте незамедлительно».

После чего Маданджит бесстрашно взломал замок заброшенного дома и разместил в нем заболевших. Я прикатил туда на велосипеде и отправил записку секретарю муниципального совета, объяснив ему, почему мы были вынуждены ворваться в дом.

Доктор Уильям Годфри, практиковавший в Йоханнесбурге, примчался на помощь, как только узнал новости. Он стал для больных и врачом, и сиделкой. Однако с таким количеством пациентов нам троим справиться было не под силу.

Опираясь на свой богатый опыт, я верю, что, если человек чист сердцем, любая случившаяся беда сама приводит к нему нужных людей и дает возможности для борьбы. В то время у меня в конторе служили четыре индийца — Кальяндас, Манеклал, Гунвантраи Десаи и еще один, чье имя я запамятовал. Кальяндаса доверил моему попечению его отец. В Южной Африке мне редко встречался кто-то более ответственный и готовый беспрекословно подчиниться, чем Кальяндас. К счастью, он тогда еще не был женат, и я без колебаний доверил ему обязанности, связанные с риском, причем с риском нешуточным. Манеклала я нанял уже в Йоханнесбурге. Он тоже, насколько помню, еще оставался холостяком. Я решил принести в жертву всех четверых — называйте их как хотите — простых клерков, соратников, сыновей. Не было никакой необходимости предварительно обсуждать ситуацию с Кальяндасом, а остальные выразили согласие работать, как только я спросил их об этом. «Мы всегда будем там, где будете вы», — так коротко и преданно ответили они.

Зато у мистера Ритча была большая семья. Он был готов работать вместе с нами, но я ему не позволил. Я бы не простил себе, если бы подверг его опасности, а потому он помогал нам, оставаясь вне зоны непосредственного риска.

Ночь выдалась ужасная — ночь бдения и ухода за больными. Мне доводилось прежде заменять сиделку, но я никогда не сталкивался с больными черной чумой. Доктор Годфри вдохновил нас своей смелостью. Особых усилий уход не требовал. Нужно было давать больным необходимые лекарства, выполнять их пожелания, держать в чистоте их самих и постели, по мере возможности ободрять их — вот и все, что нам приходилось делать.

Меня безмерно радовали неутомимое рвение и бесстрашие, с которыми работали молодые люди. Легко было объяснить отвагу доктора Годфри и такого опытного человека, как Маданджит. Но какую замечательную силу духа демонстрировала моя безусая молодежь!