Николай Фигуровский - Я помню... [Автобиографические записки и воспоминания]

Через несколько минут из кабинета вышел К.Ф.Жигач, неся под мышкой два выпуска «Электрохимии» В.А.Кистяковского. Мы сели на ту же скамеечку и, обменявшись впечатлениями, посмеялись. Я рассказал ему только что услышанный от П.А.Ребиндера анекдот. Мы повеселились. Между тем П.А.Ребиндер вскоре после выхода К.Ф.Жигача устремился в кабинет директора. Видимо, он сказал ему, что тот напрасно потребовал с меня сдачи экзамена по электрохимии, поскольку я читал в Горьком студентам этот курс. Вскоре я вдруг был снова вызван к В.А.Кистяковскому, который упрекнул меня, что я не все ему рассказал о себе. Он потребовал с меня оба выпуска «Электрохимии» и вернул мне расписку в их получении. Затем он написал на каждом выпуске «От автора», порылся в столе, вытащил второй выпуск (будто бы сгоревший), подал мне все три выпуска и выразил удовлетворение, что я подготовлен и в области электрохимии.

Я отправился в отдел аспирантуры в Президиум АН СССР, где мне дали записку, дающую мне право занять комнату в доме на ул. Горького (против Глазной больницы) на шестом этаже (дом этот еще цел). Вскоре старик-хозяйственник отдела аспирантуры со странной фамилией Троцкий (он вскоре переменил эту фамилию на Троицкий), надо сказать — очень заботливый старик, предложил мне переехать в небольшую квартиру из двух комнат в общежитии аспирантов на Малой Бронной улице. Я переехал и стал жить барином в одиночку, пока не переехала из Горького семья.

Так началась моя докторантура в Коллоидо-электрохимическом институте АН СССР. Вначале я не получил никакой темы и стал знакомиться с методами исследований, применявшимися в Отделе физико-химико-дисперсных систем и поверхностных явлений. Познакомился я и с большинством сотрудников института, и прежде всего отдела, в том числе с А.В.Таубманом, Б.В.Дерягиным 3, М.М.Кусаковым и многими, многими другими.

Первое время я занимался адсорбцией электролитов на кварце, конечно, без какого-либо успеха, так как никаких теоретических представлений о процессе я не знал, а дело это весьма сложно. Кроме этого, приходилось заниматься дроблением для получения дисперсных материалов, седиментационным анализом на приборе типа Ребиндера и прочими мелкими вопросами. Беседы с П.А.Ребиндером были первое время несерьезными. Его было трудно изловить, вокруг него всегда был целый рой дам и «евреев». Все же иногда удавалось выяснить с ним отдельные вопросы. Я бывал у него дома и даже он «подкармливал» меня, зная, что я нуждался. Стипендия была небольшой, а семья у меня довольно большая. Вскоре благодаря Ребиндеру я получил место доцента в Педагогическом институте им. К.Либкнехта на Разгуляе, где вел практические занятия. Там, кстати, я встретился вновь со своим бывшим учителем в Горьковском университете А.Н.Зильберманом, который был зам. директора по научной работе.

Первые месяцы работы в Коллоидо-электрохимическом институте прошли незаметно быстро, без каких-либо особых происшествий. Разве только следует упомянуть о выходе из печати двух моих статей в «Журнале прикладной химии»: «К вопросу о причинах потерь платины при контактном окислении аммиака на платиновой сетке». В связи с этим не могу не вспомнить с благодарностью два письма ко мне редактора журнала А.И.Горбова, близкого сотрудника Д.И.Менделеева, в частности, по написанию крупных химических статей в Энциклопедии Брокгауза и Ефрона. А.И.Горбов в первом письме поддержал мою точку зрения о механизме катализа и роли платины и ободрил меня к выступлению против почти общепринятой в то время точки зрения харьковского профессора И.Е.Ададурова. К сожалению, сейчас я не имею возможности цитировать эти письма. Сами же письма — где-то в хаосе моего архива.

Кстати, разбирая свой архив, я обнаружил некоторые материалы о первых месяцах моей докторантуры в КЭИНе. Согласно этим документам, я начал работать в КЭИНе с 23 января 1936 г. Первый производственный план был составлен к марту. Тема, которая была зафиксирована в плане по рекомендации П.А.Ребиндера, такова: «Физико-химические исследования взаимодействия жидкостей с твердой поверхностью в пористых телах». Тема эта — просто продолжение моей кандидатской диссертации. Планом предполагалось исследовать генетику пропитки пористых тел жидкостями, изучить конденсацию и испарение жидкостей, находящихся в порах, фильтрацию жидкостей через пористые тела и т. д. Кроме того, планом предусматривалось изучение языков, марксистско-ленинской методологии и истории естествознания, педагогическая деятельность и т. д. План был составлен солидно и подробно. Конечно, однако, тема работы была не продумана и едва ли могла иметь «диссертабельный» характер. Она предусматривала огромное количество экспериментов и определений, без творческой основы. Едва ли мне одному, в условиях постоянного отрыва от лабораторных занятий на разнообразные посторонние дела, удалось бы намерять столько, чтобы сделать существенные выводы и обобщения, которых хватило бы для хорошей диссертации. Но это я понял лишь позднее.

Из сохранившегося отчета о моей работе за первое полугодие 1936 г. видно, что я в основном занимался изучением адсорбции электролитов на кварцевых порошках. Эта задача, как я вскоре понял, была бесперспективной. В то время ничего еще не было известно об ионном обмене и других вещах, а результаты получались такие (отрицательная адсорбция), что их было невозможно объяснить.

В отчете, однако, отражена моя научно-литературная работа. Упоминается о моей второй статье по поводу потерь платины в «Журнале прикладной химии», о статье совместно с К.А.Поспеловой в «Заводской лаборатории» об интерферометре. Но самое главное — это, конечно, было изобретение седиментационных весов. Но об этом после.

В это время я расширил свою педагогическую работу, начав работать в Промакадемии им. Кагановича сначала на курсах повышения квалификации инженеров, а вскоре взялся за курс физической химии на основном отделении Академии. Кроме этого, приходилось заниматься философией и историей химии вместе со всеми другими докторантами-химиками. Руководителем по истории химии был Б.М.Кедров 4, тогда еще совсем молодой человек. Впоследствии с ним пришлось «съесть немало соли». Кедров тогда еще не имел докторской степени и собирал разные материалы, главным образом по истории и философии атомистики. В начале занятий он предложил мне перевести с немецкого одну из статей Дж. Дальтона (из «Классиков Оствальда»), что я сделал не без большого труда. Перевод был вскоре опубликован в книге о Дальтоне. По философии мы слушали лекции Асмуса 5— поклонника Канта. Я никогда не увлекался классической философией и, признаюсь, скучал и даже иногда засыпал на лекциях. Занимались мы немецким и английским языками, но не особенно успешно. Позднее пришлось самому чтением со словарем и попытками разговоров совершенствовать минимальные знания языков. По общественной линии мне пришлось руководить кружком по истории ВКП(б) в Институте горючих ископаемых, помещавшемся по соседству с нашим институтом. У нас в так называемой «Химической группе» была общая парторганизация и поручения давались с расчетом обслуживания всех институтов, входивших в состав группы.