Николай Фигуровский - Я помню... [Автобиографические записки и воспоминания]

Вскоре мы попрощались и разъехались с тем, чтобы больше никогда (за малым исключением) не встречаться друг с другом.

Итак, я поехал в свою часть. За время, пока я был в Высшей военно-химической школе, мой 51-й с.п., как говорится, «передислоцировался» в город Арзамас. Жаль было Владимира, к которому я привык, но служба есть служба. Я приехал в Нижний Новгород, явился к начальству и от него поехал на Ромодановский вокзал и через несколько часов был уже в Арзамасе. До этого времени я знал об Арзамасе лишь пословицу: «Один на вас, другой в Арзамас».

С небольшим чемоданчиком, в котором умещалось все имущество, и даже различное ненужное барахло, вроде шляпы, выигранной в лотерее в Иванове, куда мы ездили вместе со своим другом Преображенским (начальником штаба полка еще из Владимира), я отправился в полк, помещавшийся в монастыре на окраине города. Явившись, я очутился перед проблемой подыскания квартиры. К счастью, время было уже иное, и не успел я из монастыря податься к центральной части города к базару, как меня обступили несколько женщин с вопросом, не ищу ли я комнаты. Я был в полной растерянности, никак не ожидая такого гостеприимства. Одна из них особенно настойчиво звала меня на квартиру, указывая на ее удобства и расположение в центре города. Так как мне было все равно, собственно, где жить на квартире, а к удобствам жизни я еще совершенно не привык, я пошел вслед за особо настойчивой женщиной, и вскоре мы подошли к хорошему двухэтажному дому, видимо, ранее принадлежавшему какому-то богачу. Мы вошли в обширные апартаменты, но мне была показана небольшая комнатка с одним окном недалеко от входа. Я было начал «рядиться», но меня заверили, что ничего лишнего не возьмут. Вскоре на кровать было постлано чистое белье, и я, так сказать, «вселился»: раскрыл чемоданчик и разложил наличное имущество.

Мне казалось, что приветливость, с которой я был встречен в Арзамасе, объясняется очень просто. Наступил НЭП, деньги приобрели надлежащую цену, а в старом мещанском Арзамасе, где еще не произошло никаких изменений с 1917 года, жителям негде было заработать. Они не пахали и не жали, раньше, может быть, торговали или владели микроскопическими «заведениями» по кожевенному и другим производствам. Вот они охотно и пускали на квартиру, все же какой-то, хотя и небольшой, но реальный заработок. Но я, вероятно, несколько ошибался. При страшной скуке арзамасской жизни наличие в доме молодого человека, может быть, развлекало.

Наконец, я договорился о плате за квартиру. Она была невелика, к тому же меня за эту плату должны были кормить, комнату убирать и еще стирать белье. Здорово! Чего больше нужно? Я приступил к изучению обстановки. Муж моей хозяйки, человек средних лет, с важностью в лице и в железнодорожной старинной форме, занимал какую-то руководящую должность на станции Арзамас. Меня поразил первый обед на новой квартире. Все было вкусно, много мяса высшего качества и вино, очень приличное. Базар в Арзамасе в то время действительно был, можно сказать, богатейшим. Много мяса, баранины, свинины, много птицы, грибы (грузди), ягоды и прочая деревенская продукция высшего качества. В магазинах, кроме того, все на свете, икра и осетрина и прочее.

И вот я живу в Арзамасе, собственно говоря, барином. Наверху надо мной снимал в то время «покои» местный архиерей. Владелица всего дома, старушка с разбитыми ногами, с трудом передвигавшаяся, увидев меня, заинтересовалась и стала расспрашивать, кто я да откуда и прочее. Она оказалась вдовой бывшего, видимо, довольно крупного владельца винокуренных заводов, а может быть, и еще каких-либо других предприятий. Узнав, что я имею отношение к химии, она однажды зазвала меня к себе наверх (в отсутствие архиерея) и рассказала, что она занималась вместе с мужем винокурением, и показала целый набор медных ареометров с гирями, времен еще Б.Якоби 30, занимавшегося подобными ареометрами. Она, видимо, страшно дорожила этими реликвиями своего бывшего производства и едва ли понимала, что они собой представляют, когда их негде применить. Видимо, чтобы как-нибудь жить, она сдала лучшие комнаты наверху архиерею, а весь нижний этаж железнодорожнику. Архиерея, признаюсь, я ни разу не видывал.

Что касается моей хозяйки, то вскоре выяснилось, что она за мной особенно ухаживала, создавая всяческие (едва ли, впрочем) удобства. Я же, грешный, вскоре познакомился с девочками и прогуливал дотемна, приходя домой только спать. К счастью, моя жизнь продолжалась в Арзамасе недолго, всего лишь несколько месяцев. Утром я шел в полк, занимался своими делами, участвовал в учениях и прочее. Когда я медленно возвращался из полка часа в 2 дня, я с любопытством разглядывал арзамасских обывателей, никого из них не примечая особливо. Однако, как выяснилось вскоре, вся улица, по которой я ходил на работу, меня знала. На улице этой было два колбасных «магазина» полуподвала. Оттуда всегда пахло вкусно, и я невольно обращал свой взор к источникам запахов. Оба колбасника вскоре со мной заговорили и стали, видимо, считать меня своим близким знакомым. Они, как, впрочем, все русские, жившие в деревнях и захолустных городках, интересовались в те времена тем, что будет дальше, какова предполагается дальнейшая жизнь вообще и т. д. Мне приходилось разъяснять то, что я знал, и разговоры затягивались иногда надолго. То же самое было и с колбасниками — микроскопическими «предпринимателями». По средам или четвергам они варили новую порцию колбасы для продажи на ближайшую неделю. Варили немного, килограммов по 5, вероятно, не более. Увидев меня в этот день идущим с работы, они настоятельно зазывали к себе и предлагали попробовать свежую колбасу. Так как я шел с работы проголодавшись, отказываться не приходилось, и должен сказать, я никогда не раскаивался, что «пробовал» их колбасу. Она была исключительно доброкачественной и вкусной. После Арзамаса ни в Нижнем Новгороде, ни в Москве, ни даже за границей, например в Испании, где делают приличные колбасы, мне никогда не приходилось вкушать колбасу лучше арзамасской, сваренной по-домашнему, с любовью из свежего мяса с необходимыми пряностями.

Грешен есмь аз, после многих лет голодовки я любил вкусную пищу, даже в том случае, когда бывал достаточно сыт. Да и сейчас последствия голодухи 1917–1922 гг. еще сказываются на моем аппетите. Я как бы восполняю то, что не удалось съесть в годы голода и нищеты.

В общем же жизнь в Арзамасе была довольно скучной. Друзей я почти не успел еще завести, да и возможные мои друзья-сослуживцы жили, как и я, на частных квартирах, каждый жил своей жизнью в часы после службы. Ни ресторанов, ни театра не было. Да и сами жители богоспасаемого Арзамаса, видимо, сильно скучали. Жители моей улицы всегда с большим любопытством разглядывали и провожали глазами всякого нового человека, проходившего по улице, а затем долго обсуждали, кто он такой, откуда, куда идет и по какому делу. Если же неизвестный проходил по улице ежедневно, да еще и по нескольку раз, с ним очень любезно здоровались и обычно пытались с ним заговорить, видимо, просто из любопытства или от скуки. Точно так же было и со мной. Через месяц после приезда в Арзамас я должен был раскланиваться чуть ли не со всеми обитателями нашей длинной улицы.