Николай Фигуровский - Я помню... [Автобиографические записки и воспоминания]

Несколько раз по делам службы я ездил в Нижний Новгород. Там, естественно, было куда веселее. Сразу по окончании Высшей военно-химической школы я был рекомендован на должность начхимслужбы 17-й с.д. Но получилась какая-то задержка в оформлении меня, видимо, в связи с временным отсутствием химического начальства в Московском военном округе. Однако в дивизии начхима не было и я должен был выполнять «на ходу» кое-какие необходимые функции в Нижнем, куда меня и вызывал штаб дивизии. Во время этих кратковременных поездок я завел довольно широкие знакомства среди студентов Нижегородского университета, главным образом химиков. Эти знакомства состоялись прежде всего на учредительном собрании Нижегородского Доброхима (Добровольного общества содействия химической промышленности), которое только что не без помпы возникло в Москве 31. В Нижнем Новгороде на соответствующем собрании я был избран в Краевой совет Доброхима и, естественно, стал заседать в разных комиссиях, был избран членом президиума. После некоторых заседаний студенческая компания собиралась на вечеринки, в которых и я принимал участие. Эти вечеринки проходили довольно весело. Но после них приходилось возвращаться в Арзамас.

Впрочем, моя арзамасская жизнь скоро и неожиданно закончилась, так же как неожиданно и началась. В начале декабря 1924 г. я получил предписание явиться для занятия должности начхима в Штаб 17-й с.д. в Нижний. Арзамас я оставил навсегда, кажется, раз или два я бывал там на «полдня» по делам службы.

Жизнь в Нижнем Новгороде мне пришлось организовать совершенно по-иному, чем в Арзамасе. Штаб дивизии размещался тогда в кремле, в здании бывшего кадетского корпуса. Найти частную квартиру в Нижнем было куда труднее, чем в Арзамасе. Поэтому я поселился в одной из многочисленных пустых комнат в нижнем этаже здания, по соседству со штабными писарями. На такое соседство мне и раньше везло. Это, может быть, было и хорошо, все же не так скучно, а некоторые из писарей были довольно веселыми ребятами. Да где они теперь? Живы ли?

Возможности общения с товарищами по службе и с новыми друзьями из студенческой среды были в Нижнем куда более широкими, чем в Арзамасе. Но обедать в первое время приходилось «из котла», что было куда хуже арзамасского питания, вскоре пришлось сменить котел на ресторан.

Штаб 17-й с.д., ставший неожиданно моим последним местом службы в армии до ухода в запас, был, в отличие от штаба 19-й с.д., где я ранее служил, достаточно стабильным в смысле личного состава. Командир дивизии Г.П.Софронов 32, впоследствии генерал-лейтенант и герой обороны Одессы в 1941 г., был в общем симпатичным человеком. Только в самом начале знакомства с ним он производил несколько странное впечатление своим «захлебывающимся» выговором и скороговоркой. При своей доброжелательности к подчиненным он был требовательным и не терпел нарушений дисциплины и расхлябанности. Вначале я имел с ним сравнительно ограниченное общение при докладах, предпочитая иметь дело с начальником штаба, но в дальнейшем на учениях, маневрах и других мероприятиях, о которых речь ниже, я ближе познакомился с ним и прочно вошел в «его команду», как и другие командиры штаба, занимавшие самостоятельные руководящие должности. Комиссаром дивизии был И.С.Конев 33, широко известный участник гражданской войны и других военных операций после ее окончания, впоследствии Маршал Советского Союза и герой Отечественной войны. С ним мне пришлось как-то больше иметь дело, к тому же более 2-х лет мы были соседями по квартире, мы жили в одном коридоре. Несмотря на свою вологодскую, я бы сказал, мужицкую (по крайней мере в то время) грубоватость, он был на высоте как комиссар дивизии и, конечно, настоящим природным военным. О наших с ним взаимоотношениях я расскажу кратко ниже.

На начальника штаба дивизии нам, пожалуй, менее везло, чем на командира и комиссара. Вначале у нас был некто Морозов, казавшийся весьма рассудительным и несколько медлительным и излишне спокойным. Впрочем, он был вполне доброжелательным и вместе с тем требовательным военным. Впоследствии вместо Морозова к нам прибыл молодой, только что кончивший военную академию товарищ, который был уже представителем нового направления в технике управления войсками. В первое время он был, как мне казалось, даже несколько беспомощным. Фамилию его я уже прочно забыл.

Гораздо ближе ко мне стояли командиры, работавшие в оперативной, разведывательной и других частях штаба. Начальник оперативного отдела А.И.Шимонаев 34был работягой и вместе с тем казался «прожектером», выдвигая на обсуждение различные проблемы, связанные с развитием тогдашней «военной доктрины». Но в общем это был симпатичный и дружелюбный человек. Он в конце концов выдвинулся и работал в Генштабе в звании генерал-лейтенанта, но быстро почему-то там умер. Его помощники Н.В.Числов и Кандинов были прекрасными людьми. Н.В.Числов, с которым я жил по соседству, увлекался артистическим искусством, в частности декламацией, и находил время учиться вечерами в театральном училище.

Он умудрялся по вечерам посещать занятия в театральном училище и каждодневно приносил и выкладывал мне разные сведения о том, как надо произносить слова, особенно их окончания, и об интонациях при этом. Не знаю, удалось ли ему воспользоваться плодами театрального образования и поступить на сцену.

Были в штабе дивизии и другие небезынтересные, большей частью симпатичные командиры, отличавшиеся друг от друга характерами и странностями. Но о них несколько позднее.

Итак, мы жили и работали первые месяцы в бывшем Кадетском корпусе на высоком берегу Волги. Глядя с берега вниз, можно было увидеть большой участок кремлевской стены, по которому по утрам весной я делал прогулки. По преданию, именно около этой стены, на берегу Волги Козьма Минин, выступая перед нижегородцами, горячо призывал их жертвовать на борьбу с поляками и мятежниками, захватившими Москву. Сначала я жил в одной из множества пустых комнат здания. Штаб размещался на втором этаже и не мог освоить всего огромного здания. Вскоре я получил, однако, комнату (запиравшуюся на ключ) в красном флигеле, стоявшем слева от главного корпуса. Комната эта была внизу, моим соседом с одной стороны и был Н.В.Числов. С другой стороны от меня жил работник Политотдела Леонардов, человек «себе на уме» с кулацкими наклонностями и к тому же доносчик. Не помню, по каким-то причинам мне пришлось вскоре переселиться из этой комнаты на второй этаж, где я занял спокойную крайнюю, несколько холодную зимой, комнату. Моими соседями были комиссар дивизии И.С.Конев и комиссар штаба Колпакчи 35. Оба они были женаты, у Колпакчи была молодая жена, и он меня подозревал (как любой кавказец) в том, что я собираюсь отбить у него жену. Колпакчи погиб, как известно, довольно глупо через десять или более лет по окончании войны в авиационной катастрофе.