Николай Козлов - Хранить вечно

К удивлению Гайды, американский генерал принял изумительный план довольно прохладно.

— Я получил приказ от своего правительства, — сухо заговорил он, — в котором не предусматривается такой поход. Я намерен выполнить этот приказ. Пока я занимаю свой пост, ни один американский солдат не будет использован в боях против русских, независимо от того, большевики это или меньшевики. Никто не должен участвовать в какой-либо затее, связанной с вмешательством во внутренние дела России. От своего правительства я не имею других указаний.

У Гайды по мере того, как говорил Гревс, лицо постепенно вытягивалось и багровело, а верхняя губа подергивалась.

Он стремительно вышел из кабинета, и только оторопевший адъютант Гревса слышал, как Гайда процедил сквозь зубы:

— Сегодня же в Вашингтоне будет известно, что этот филантроп обольшевичился и окружил себя русскими евреями!

Генерал Гайда имел все основания возмущаться странной позицией невмешательства во внутренние дела России, занятой Гревсом. Разве этому американскому генералу не растолковали там, в Штатах, перед тем, как послать его в Сибирь, почему и зачем выступил против Советов чехословацкий корпус? Разве не объяснили ему, что и Гайду и Сыровы перед началом мятежа подробно проинструктировали по всем вопросам не только Локкарт и Нуланс через своих агентов, но и Френсис, действовавший через американских консулов? А послы ничего не делают без ведома своих правительств. Помощник Локкарта капитан Гикс и сейчас торчит в штабе Гайды по поручению своего шефа.

Вот Гиксу Гайда и вручит донесение о Гревсе вместе с очередной сводкой о ходе операций против большевиков.

Взбешенный Гревс с трудом сдерживал себя. Ведь всего каких-нибудь несколько месяцев назад он служил в генеральном штабе армии Соединенных Штатов и не удержался там только из-за интриг. Его ценили и ценят, как боевого, убеленного сединой солдата великой армии.

И вдруг молокосос, скороспелый генералишко из лоскутной страны, которую можно прикрыть ладонью на крупномасштабной карте, осколок разбитой и расщепленной Австро-Венгерской империи смеет хлопать дверью его кабинета!

Но как понять тогда генерала Нокса? Тот тоже считает, что большевики не люди, а свиньи и что русским нужен кнут без пряника? По его мнению, в этой азиатской стране, привыкшей к одному кнуту, игра в демократию не нужна.

Поди разберись тут, кто прав, и не рискует ли Гревс оказаться в одиночестве?

Он с несвойственной ему подвижностью шагал из угла в угол кабинета, когда вошел адъютант и доложил, что в приемной ожидает русский офицер Семенов.

— Семенов? — переспросил генерал. Он старался припомнить, где слышал эту фамилию. Кажется, какой-то авантюрист и проходимец? Ну да, это тот, о котором ему говорил консул Колдуэлл и докладывал офицер разведки. Тот, который из Маньчжурии. Казачий атаман, вешатель, изверг, садист и наркоман.

Это он пытался в Забайкалье истребить все мужское население, которое не пошло за ним, а женщин насиловал и порол шомполами.

— Этого Семенова я бы повесил вон на том столбе, — сердито сказал Гревс, указывая на окно, откуда виднелась бухта и идущая к ней телефонная линия. — Гоните вон, черт бы его побрал! Впрочем, не надо. Скажите, что меня нет.

Гревс вытер платком взмокший лоб. Сегодня удалось избавиться сразу от двоих. Но как много их еще будет и сколько это может продолжаться? И не возникнет ли такое положение, что он, солдат, стоящий вне политики, окажется в ее власти?

…Тогда генерал не знал, что участвует в прологе американской авантюры в Сибири, первая страница которой еще не открылась. Впоследствии он понял это, но было слишком поздно, и за свой нейтрализм, за то, что не прислушался к советам консула Колдуэлла, ему пришлось предстать перед сенатской комиссией Овермена. А американская авантюра шла своим ходом, независимо от «нейтралистской» позиции генерала Гревса…

Дагмара указала Берзину на кресло, столик с шампанским и, призывно улыбаясь, тихо запела романс на слова Северянина:

Бархатное контральто манило, влекло к этой женщине, но Берзин, облокотившись на золоченые ручки кресла, неуютно чувствовал себя в изысканном будуаре. Ему казалось, что вот-вот он сломает кресло или раздавит какую-нибудь безделушку.

Дагмара, чуть насмешливо улыбаясь, взглянула на богатырскую фигуру Эдуарда. Берзин покосился на плечи, потом на руки Дагмары с атласной кожей, просвечивающей сквозь натянутую до локтя черную ажурную перчатку, и, подняв бокал с шампанским, чокнулся… Нужно было разыгрывать поклонника…

А Рейли в это время беспечно развалился на софе в соседней гостиной и пускал кольца сигарного дыма.

Одетый в летний спортивный костюм, с бриллиантом на мизинце, он казался сейчас значительно моложе своих сорока четырех.

Вряд ли есть более подходящая кандидатура на пост начальника английской разведки в России. Никто лучше Рейли не знал страну, и ни у кого не было более обширных связей.

Он вырос и сделал карьеру здесь, сын ирландского капитана и одесситки. Уже в конце века он начал деятельность на Дальнем Востоке, в Порт-Артуре, проявив блестящие коммерческие способности на посту сотрудника фирмы «Строевой лес. Грюнберг и Рейли», а потом на должности директора находившейся там же Датской западно-азиатской компании.

После русско-японской войны, став офицером королевской авиации, он консультировал строительство первого русского аэродрома под Москвой и служил в Петербургском военном концерне Мандроковича и графа Шуберского, который поставлял вооружение царской армии.

Он был доверенным представителем Русско-азиатского банка в Японии, комиссионером германских судостроительных фирм «Блом и Фосс», занимавшихся восстановлением русского флота.

Кем он только не был! В начале 1918 года «Интеллидженс сервис» направила его в Мурманск. Тогда-то и появился в Петрограде негоциант Массино. Он опирался на враждебные большевизму группы от заговорщиков и авантюристов Савинкова до белогвардейцев Колчака и Деникина.

Он действовал так, чтобы его русская организация знала не слишком много и чтобы ни одна ее часть не могла выдать другую.

Он знал всех — его не знал никто.

Ни одной осечки не знал раньше Рейли. Не знал до встречи с Берзиным, который плохо разбирался в политике, понимал не все, что происходит в стране, не обладал ни ловкостью, ни хитростью, ни многим другим, что отличало Рейли.